Приграничное владение 3
Шрифт:
— Что, господин лейтенант, не все чернила еще извели? А где же господин Ларс, чего не помогает? — Начал шутить Капчик.
Как понял Якоб, с лейтенантом у сержанта были приятельские отношения и Капчик мог позволить себе подртунивать над молодым мужчиной, хоть тот был выше званием, да еще и дворянин.
— Не сердитесь, господин лейтенант, — замахал руками Капчик, когда командир гвардейцев чертыхнулся, недобро глянув на него и ответил, что господин Ларс чем-то занят на нижнем ярусе замка, — я вам замену привез, нового писаря.
— Правда, писарь? — Сразу повеселел лейтенант. —
— Истинно говорю вам, писарь, самый что ни есть настоящий, у него даже все писчие принадлежности с собой. — Показал Капчик пальцем на объемную сумку, висящую у парня на плече.
— Это же хорошо. Это же радостная новость! — Вскочил и потер руки лейтенант Герхард, — как раз половину переписать осталось, троих уже записал, — и пояснил Якобу, — у баб да детей только имя пиши, а у мужиков спрашивай, откуда семья и что сам делать умеет. Если даже не подмастерье, то уже сам определяй, куда его — к лесорубам или камнетесам. Если моряк, то еще лучше. Тогда в команду на когги такого. Смогешь?
— Попробую, — пожал плечами парень.
— Господин лейтенант, парень только с корабля, ему бы поснедать чего, да отдохнуть хоть полчасика. — Вступился за парня сержант.
— Не боись, Осип, ты мне такой груз с плеч скинул. Не дадим твоего писарчука в обиду, сначала пристроим, где первое время жить будет, а потом и покормим. — Лейтенант махнул ему рукой и показал на башню замка, что возвышалась над бухтой, — пойдем, парень, я все равно трем оставшимся мужикам сказал через пару часов подходить, чтобы, значит, после обеда.
Покормили парня хорошо, вкусно и сытно — густой и ароматный кулеш с мясом и зеленью, да большая краюха ржаного хлеба. Обедал он вместе с солдатами-гвардейцами за свежесколоченными столами прямо во дворе старого замка. Место для ночлега, конечно, было не ахти, даже по сравнению с гостиницей при трактире. Набитый соломой тюфяк, который кинули прямо на каменный пол на первом этаже замка.
Тут же разместилось еще два десятка солдат, остальные спали в старой казарме, можно сказать, под открытым небом, так как от нее остались только каменные стены, а крыша отсутствовала вовсе. Но господин лейтенант объяснил парню, что это временные трудности, пока нанятая в Тихой гавани артель не приведет башню и казарму в надлежащий вид.
После обеда и размещения в замке, Якоб взял свою сумку и небольшой мешочек из неизвестного ему материала, в котором, как он понял, находилась тетрадь для переписи и писчие принадлежности, отданные ему лейтенантом. Еще не записанные мужики пока не подошли из лагеря для переселенцев, что находился на холмах, примерно в полутора-двух милях от старого замка, и Якоб устроился на чурбаке за сколоченным из досок столом и начал разглядывать выданное ему лейтенантом.
Большая толстая книга-тетрадь привела парня одновременно и в восторг и в ужас. Тонкие и гладкие листы, каких в этой тетрадке было, наверное, не меньше полусотни. Да нет, скорее всего больше — сотня! Уж больно тонюсенькие были в ней листы. А еще, наверное, для удобства написания, на каждом листе было начерчено много чуть видных синеватых линий. Даже на небольшом расстоянии от каждого края шла тоненькая красная полоска.
«Да кто же создал такое чудо? Явно без магии не обошлось. Скорее всего, это куплено у эльфаров. Но сколько может стоить такое — золотой, два? А если и того больше? Да если я испорчу эту замечательную тетрадку, то господин Александр прикажет казнить меня! Вот ей-ей!»
Парень бережно, словно какую драгоценность повернул тетрадку — гладкая, словно шелк, обложка зеленого цвета и маленькие непонятные буковки в надписи в нижнем правом углу.
«Точно вещь созданная при помощи эльфийской магии!» — Утвердился в своем мнении парень.
Он открыл первую страницу, исписанную больше чем на половину. Кривые печатные буквы, несколько клякс. Потом, после первых двух записанных переселенцев, почерк не изменился, но изменился цвет чернил — вместо черных они были синего цвета и отсутствовали кляксы, но зато ошибок и помарок хватало.
Якоб был в растерянности. С одной стороны — явно дорогая тетрадь, в которой он даже сам поначалу забоялся писать, с другой — такой корявый и неграмотный почерк лейтенанта Герхарда. Уж он-то сам ну всяко лучше бы написал. Парень даже обрадовался, когда к столу подошел бывший исполняющий обязанности писаря лейтенант.
— Ну что, уже готов к работе приступить? — Подмигнул он парню. — Только ты учти, это я только несколько семей переписал, еще три семьи сегодняшних и с десяток, что в первые три дня на остров прибыли. Осилишь? Хотя, сегодня кто вряд ли приплывет, так что за два дня всех перепишешь. — По простому почесал он затылок.
— Господин лейтенант, — робко начал парень, — у вас ошибок много и написано дюже неразборчиво. Может мне все начисто переписать?
— Да? Думаешь? — Озадачил он молодого человека своим предложением.
— Только как быть? Хорошо бы первый лист удалить и заново все переписать. Но боязно мне, вещь слишком дорогая. Будет ли его сиятельство доволен таким поступком?
— Да так-то, господин Александр разрешил мне листы вырывать. Так и сказал, что таких тетрадей у него много. А ты точно лучше сделаешь? Может, покажешь как сам пишешь?
Якоб достал, купленные им в лавке, листы пористой и грубой бумаги, что не шли ни в какое сравнение с гладкой бумагой чудесной тетради. Потом вынул свою самописку, тоже, кстати, эльфийского производства и поставил на стол бутылек с чернилами.
— Э, нет, парень. Я вот тоже по началу-то начал чернилами, да эльфийской самопиской писать, но маркграф, как увидал мои кляксы, так другую самописку принес. Вот! — Положил он перед Якобом небольшую синюю палочку, полую внутри и с острым кончиком. Якоб повертел новую самописку и так и эдак, не понимая, как на остром кончике будут держаться чернила, но пояснение Герхарда еще больше озадачило писаря. — Да ее в чернила обмакивать вовсе не нужно, так пиши.
И лейтенант, взяв синюю палочку, провел ей по листу плотной бумаги, оставляя ровную синюю линию. — Видал? — А потом командир гвардейцев провел еще несколько прямых и волнистых линий, совершенно не обмакивая самописку ни в какие чернила.