Пригвожденное сердце
Шрифт:
Хватая ртом воздух, Тони упал коленями на мокрый песок. Начиналось. Это были первые признаки или точнее было бы сказать — симптомы?
Что дальше?
Тони потряс головой, боясь даже попытаться представить.
Он знал лишь, что произойдет в ближайшем будущем с ним самим. Он вернется в свое бунгало, запрет дверь, возьмет в спальню графин с виски и всю ночь будет переливать его в себя.
19
— Папа! Ты пропустил!
Рут засмеялась:
— Придется тебе кидать поаккуратнее, Дэвид. Твой папа моложе не становится.
Они играли на пляже с фризби [9] под яркими лучами вечернего солнца: встав треугольником, перебрасывали диск друг другу.
— Ты стал слишком уж хорошо играть, — смеялся Крис, пребывавший в прекрасном настроении. — Ладно, я не прочь снова освежиться.
— Слабак! — крикнул Дэвид и, хохоча, побежал к разложенной на полотенце еде.
— Полностью поддерживаю, — предательски поддакнула Рут, поправляя волосы, растрепанные ветром. — Слабак! Тряпка!
9
Фризби (Frisbee) — вогнутый пластиковый диск для игры на воздухе. — Примеч. пер.
— Вот сейчас зашвырну вас обоих в море... Тогда поглядим, кто из нас слабак...
— Не поймаешь! — закричал Дэвид.
— И меня, и меня! — задохнулась Рут.
Дэвид поднял палку и выставил ее, как шпагу.
— Чур, мы в тереме.
— В тереме? Это всего-навсего полотенце. Вот схвачу вас обоих!
— Но это терем, пап. Тебя нельзя трогать, если ты в тереме.
— Хорошо, — усмехнулся Крис. — Буду соблюдать правила. — Он, скрестив ноги, сел на песок возле полотенца — Тем не менее вы вполне можете передавать мне предметы первой необходимости, чтобы я не умер с голоду.
Рут протянула ему стакан с белым вином.
— Хорошо, что ты починил ворота.
— Ты не видела, тот человек не болтался опять в дюнах?
— Нет. Наверно, воображение разыгралось.
— Как бы то ни было, теперь все в порядке. Поверь мне, любовь моя: если ворота заперты, внутрь не прорвется и целая армия.
20
Марк посмотрел в сторону моря. Прилив наступал, приподнимая с песка небольшие лодки и ялики.
Все жители деревни были там.
Майор гулял с собакой; миссис Джарвис в кресле-каталке положила одну ногу на низенькую стенку, отделявшую песок от воды. Позади них по дороге прошуршала машина — преподобный Рид до заката солнца проедет туда-сюда по прибрежной дороге еще по крайней мере три раза.
На берегу не было ни души, кроме Бринли Фокса. Он шагал из стороны в сторону, жадно затягиваясь сигаретой.
Тони Гейтман стоял рядом с Марком.
Пока солнце падало за белые домики, Марк вспоминал о давнем. У них с братом были каникулы, и родители повезли детей на ярмарку, где стояли огромные русские горки. Брату тогда исполнилось одиннадцать, Марку было на несколько лет меньше.
Они гуляли по ярмарке, катались на пони, стреляли в тире, ели прилипавшие к зубам ириски. Впереди ждало катание на русских горках. Мальчики спорили об этом весь день: быстро ли идут вагончики, высоко ли они взлетают, вываливался ли из них кто-нибудь, станут ли они кричать, как другие? Они наслаждались предвкушением захватывающего катания, когда железные колеса, ринувшись вниз, загрохочут по железным рельсам. Весь день Марк ждал этой поездки в вагончике, и нетерпение становилось невыносимым.
Вот они с братом выстояли очередь, вот наконец забрались в ярко-красные вагончики.
И лишь когда вагончик начал долгий подъем, который, казалось, будет бесконечным и достигнет самого неба, Марк осознал, что меньше всего в жизни ему хочется ехать на этой штуке. Испугался? Да он был просто в ужасе! Ему хотелось слезть.
Марк вспоминал те несколько секунд подъема в вагончике более отчетливо, чем помнил что-либо другое в своей жизни.
Потому что то же самое он чувствовал сейчас. Здесь, в Аут-Баттервике, они ждали жуткого спуска с чудовищной русской горки, подобного которому еще не испытывал ни один человек. И снова чувство предвкушения и возбуждения, которое его будоражило, превратилась в страх. Сейчас ему не хотелось прокатиться, а хотелось слезть. Хотелось сойти.
Однако он понимал, как понимал Тони Гейтман, как понимали все эти чертовы люди, собравшиеся здесь, что уже поздно, слишком поздно.
Марк посмотрел на солнце — красный огненный шарик у горизонта, — и под ложечкой засосало сильнее. Тут солнце скользнуло вниз и скрылось из виду. Послышались облегченные вздохи. Нет, сегодня это не произойдет.
Ожила машина викария, Рид медленно подрулил обратно к гостинице. У него было назначено свидание с зеленой бутылкой, которая обещала смыть все страхи на несколько сладостных часов.
Марк повернулся к Тони. Щуплый лондонец все еще смотрел на море, и его глаза за толстыми очками блестели.
Марк облизнул пересохшие губы.
— Я видел, как они двигаются. В море, у Мэнсхеда. Они нашли выход из корабля... Тони, они возвращаются.
Тони поднял голову.
— Все складывается скверно, правда?
21
Попрощавшись с Тони и Марком в «Портовой таверне», Крис зашагал из деревни прямиком домой.
Домой? Фургон, поставленный во дворе заброшенного морского форта? Впрочем, теперь он действительно начинал восприниматься как дом.
Крис был доволен, что не поленился сходить сегодня вечером в «Таверну». После целого дня сбивания кафеля со стен того, что было довоенными уборными морского форта у Криса возникло искушение плюхнуться перед телевизором и насладиться пиццей, запив ее несколькими бутылками холодного пива. «Пойди прогуляйся, — сказала ему Рут. — Если ты собираешься стать самым крупным бизнесменом Аут-Баттервика, то должен общаться с местными».
Уличные фонари кончились вместе с последним коттеджем деревни. Крис свернул на дорожку, которая вела по верху дюн прямо в Мэнсхед. Хотя луна начала убывать, ее тусклого света было достаточно, чтобы различать местность. Справа раскинулись пески, словно подернутые белесой дымкой; за ними виднелись более яркие полоски прибоя, накатывающего на берег. Болота слева терялись в темноте.