Приход ночи (сборник)
Шрифт:
Он отключился и с торжеством добавил:
— … и свою жену тоже!
Довольно странно, — а может, ничего странного! — но эта вторая победа доставила ему гораздо большее удовольствие.
История
Худая рука Уллена легко и бережно водила стило по бумаге; близко посаженные глаза помаргивали за толстыми линзами. Дважды загорался световой сигнал, прежде чем Уллен ответил:
— Это ты, Тшонни? Вхоти, пошалуйста. Он добродушно улыбнулся, его сухощавое марсианское лицо оживилось.
— Сатись, Тшонни... но сперва приспусти санавески. Сверкание вашево огромново семново солнца растрашает. Ах, совсем-совсем хорошо, а теперь сатись и посити тихо-тихо немношко, Потому что я санят.
Джон Брюстер сдвинул в сторону кипу бумаг и уселся. Сдув пыль с корешка открытой книги на соседнем стуле, он укоризненно поглядел на марсианского историка.
— А ты все роешься в своих дряхлых заплесневелых фолиантах? И тебе не надоело?
— Пошалуйста, Тшонни, — Уллен не поднимал глаз, — не сакрой мне нушную страницу. Это кника "Эра Китлера", Уильяма Стюарта, и её очень трутно читать. Он испольсует слишком мноко слов, которых не расъясняет. — Когда он перевел взгляд на Джонни, на лице его читалось недоуменное раздражение. Никокта не опъясняет термины, которыми польсуется. Это ше совершенно ненаучно. Мы на Марсе, преште чем приступить к рапоте, саявляем: "Вот список всех терминов, которые испольсуются в тальнейшем. Иначе как пы люти смокли расумно исъясняться? Ну и ну! Эти сумасшетшие семляне!
— Это все пустяки, Уллен... забудь. Почему бы тебе не взглянуть на меня? Или ты ничего не заметил?
Марсианин вздохнул, снял очки, задумчиво протер стекла и осторожно водрузил очки на нос. Потом окинул Джонни изучающим взглядом.
— Я тумаю, ты нател новый костюм. Или не так?
— Новый костюм? И это все, что ты можешь сказать, Уллен? Это же мундир. Я — член Внутренней Обороны. Он вскочил на ноги — воплощение юношеского задора.
— Што такое "Внутренняя Опорона?" — без энтузиазма поинтересовался Уллен.
Джонни захлопал глазами и растерянно опустился на место.
— Знаешь, я и в самом деле могу подумать, что ты даже не слышал о войне, которая на прошлой неделе началась между Землей и Венерой. Готов поспорить!
— Я пыл санят. — Марсианин нахмурился и поджал тонкие, бескровные губы. — На Марсе не пывает войн... теперь не пывает. Кокта-то мы применяли силу, но это ныло тавным-тавно. А теперь нас осталось мало, и силой мы не польсуемся. Этот путь совершенно песперспективен. — Казалось, он заставил себя встряхнуться и заговорить оживленнее. — Скаши мне, Тшонни, не знаешь ли ты, кде я моку найти опретеление тово, что насывается "национальная кортость"? Оно меня останавливает. Я не моку твикаться тальше, пока не пойму его сначение.
Джонни выпрямился во весь рост, блистая чистой зеленью мундира Земных Сил, и улыбнулся, ласково и снисходительно:
— Ты неисправим, Уллен, старый ты простофиля. Не хочешь ли пожелать мне удачи? Завтра я отправляюсь в космос.
— Ах, а это опасно?
Джонни даже взвизгнул от смеха:
— Опасно? А ты как думаешь?
— Токта... токта это клупо — искать опасности. Зачем это тепе нато? ~
— Тебе этого не понять, Уллен. Ты только пожелай мне удачи, скажи, чтобы я быстрее возвращался с победой.
— Все-не-пре-мен-но! Я никому не шелаю смерти. — Узкая ладонь марсианина скользнула в протянутую лапищу. — Путь осторошен, Тшонни... И покоти, пока ты не ушел, потаи мне рапоту Стюарта. Тут, на вашей Семле все телается таким тяшелым. Тяшелым-тяшелым... И таше к терминам не привотится опретелений.
Он вздохнул и вновь погрузился в манускрипты, ещё до того как Джонни неслышно выскользнул из комнаты.
— Какой варварский нарот, — сонно пробормотал себе под нос марсианин. — Воевать! Они тумают, что упивая... — Слова сменились внятным ворчанием, в то время как глаза продолжали следить за пальцем, ползущим по странице.
"...Союз англосаксонских государств в любую минуту мог распасться, хотя уже к весне 1941 года стало очевидно, что гибель..."
— Эти сумасшетшие семляне!
Опираясь на костыли, Уллен остановился на лестнице университетской библиотеки, сухонькой ладошкой защитив слезящиеся глаза от неистового земного солнца.
Небо было голубым, безоблачным... безмятежным. Но где-то там, вверху, за пределами воздушного океана, сражаясь, маневрировали стальные корабли, полыхая яростным огнем. А вниз, на города, падали крохотные капли смерти высокорадиоактивные бомбы, бесшумно и неумолимо выгрызающие в месте падения пятнадцатифутовый кратер.
Население городов теснилось в убежищах, скрывалось в расположенных глубоко под землей освинцованных помещениях. А здесь, наверху, молчаливые, озабоченные люди текли мимо Уллена. Патрульные в форме вносили некоторое подобие порядка в это гигантское бегство, направляя отставших и подгоняя медлительных.
Воздух был полон отрывистых приказов.
— Спустись-ка в убежище, папаша. И поторопись. Видишь ли, здесь запрещено торчать без дела.
Уллен повернулся к патрульному, неторопливо собрал разбежавшиеся мысли, оценивая ситуацию.
— Прошу прощения, семлянин... но я не спосопен очень пыстро перемещаться по вашему миру. — Он постучал костылем по мраморным плитам. В нем все претметы слишком тяшелы. Если я окашусь в толпе, то меня затопчут.
Он доброжелательно улыбнулся с высоты своего немалого роста. .Патрульный потер щетинистый подбородок:
— Порядок, папаша, я тебя понял. Вам, марсианам, у нас нелегко... Убери-ка с дороги свои палочки.
Напрягшись, он подхватил марсианина на руки.
— Обхвати-ка меня покрепче ногами, нам надо поторопиться.
Мощная фигура патрульного протискивалась сквозь толпу. Уллен зажмурился, — быстрое движение при этом противоестественном тяготении отзывалось спазмами в желудке. Он снова открыл глаза только в слабо освещенном закоулке подвала с низкими потолками.
Патрульный осторожно опустил его на пол, подсунув под мышки костыли.
— Порядок, папаша. Побереги себя.
Уллен пригляделся к окружающим и заковылял к одной из невысоких скамеек в ближайшем углу убежища. Позади него послышался зловещий лязг тяжелой, освинцованной двери.