Приходи в воскресенье
Шрифт:
Валерия рассказала, что заместитель начальника милиции Сергей Павлович Добычин закончил в Ростове университет, работал в школе, а потом по комсомольскому призыву был направлен в милицию. Оказался очень способным работником угрозыска и уже подполковник. А Михаил Андреевич Веревкин вдвоем с профессором написали талантливый учебник по теории западной литературы. И еще она сказала, что оба они заядлые театралы. На этой почве и подружились семьями. Не пропускают ни одной новой постановки. Жаль, что нет гитары, а то Добычин под аккомпанемент Веревкина что-нибудь спел бы. У них это здорово получается, особенно когда оба поют.
— И что же они исполняют?
— Все.
— Завидую людям, которые умеют на чем-нибудь играть, — сказал я, взглянув на Архипова, склонившегося
Я и сам не знаю, зачем я задал этот глупый вопрос. Валерия быстро без улыбки взглянула иа меня, и мне даже показалось, что она сделала такое движение, будто хотела остановиться посредине комнаты и, оставив меня одного, повернуться и уйти, но тут Архипов каскадом сильных ударов по клавишам завершил фокстрот и встал.
— Валерия, спасай! — улыбнулся он жене и помахал пальцами. — Не гнутся.
— Мой муж редко садится за пианино, — сказала Валерия.
Потом она ушла на кухню и принесла поднос с маленькими белыми чашками. Любомудров молча поставил на стол вазу с печеньем, а сам уселся на стул и снова раскрыл Гогена. Валерия бесцеремонно отобрала книгу и спрятала в нижнюю секцию. Любомудров полез за сигаретами, но, взглянув на Альбину, снова засунул пачку в карман. С отсутствующим выражением на лице он уставился на занавешенное окно.
После кофе гости заторопились домой. Первым ушел Любомудров. По-моему, он уже с трудом высидел до конца. Я успел выкурить на кухне по сигарете с Добычиным и Веревкиным. Во время нашего короткого разговора выяснилось, что они не только театралы, но и рыбаки. И мы даже условились, что как-нибудь, когда станет лед, вместе выберемся на первую зимнюю рыбалку. Они знают одно озеро, где щука берет на живца, как сумасшедшая, а вот летом не очень. Я тоже расчувствовался и всех пригласил на новоселье: мне уже ордер в горисполкоме выписали на двухкомнатную квартиру в новом доме. Кое-кто уже въехал, а на моем этаже после приемной комиссии все еще устраняли разные недоделки. Квартира была светлая и выходила окнами во двор, что меня очень обрадовало: после заводского шума хотелось настоящей глубокой тишины, хотя бы за окном.
Вышли мы все вместе, но скоро мои новые знакомые, распрощавшись, свернули в переулок, а я один зашагал в гостиницу. Снег все еще падал, хотя и не такой крупный. Как-то непривычно было отпечатывать на девственно чистом тротуаре свои следы. В этом белом безмолвии город притих, преобразился. Даже самые невзрачные здания стали роскошными дворцами из новогодней сказки. Не слышно машин, не видно прохожих. Белыми ночными бабочками роились снежинки вокруг уличных фонарей. Снегу столько налипло на проводах, что он иногда сам по себе срывался и падал под ноги. Причем не так, как обычно падает снег, срываясь с крыши, а неторопливо и бесшумно, как при замедленной съемке. Как будто для него не существует закона притяжения. У автобусной остановки я увидел парочку. Парень и девушка обнимались, а на их шапках, воротниках налип снег. Когда я проходил мимо, они даже не пошевелились. Оказывается, влюбленным тепло не только при луне, но и в снегопад.
Заставив яростно плясать в ярком свете фар снежинки, прошелестела мимо машина, а вслед за ней, какой-то одинокий и печальный в снежной свистопляске, тихо промурлыкал большой, облепленный снегом автобус. И снова стало тихо, так тихо, что я услышал, как под карнизом возвышающегося надо мной здания завозился во сне голубь.
То ли приятно проведенный вечер, то ли падающий в городе тихий снег повлияли на мое настроение, но, поднимаясь по ковровой дорожке к себе в номер, я напевал ту самую красивую мелодию из какого-то фильма, которую мастерски сыграла Валерия.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Что-то последние годы стало непонятное твориться с погодой. Вроде бы, как и раньше, исправно вращается вокруг солнца наша древняя планета, плывут по синему небу облака, грохочут грозы, из узкого серпа месяца в положенный срок нарождается желтощекая красавица луна, могучие таинственные океанские
Новый год я встречаю вдвоем с Ниной. Она сообщила мне о своем приезде 30 декабря. Меня пригласили к себе Архиповы, и поэтому в доме ничего не было. Пришлось 31 декабря наводить порядок в квартире, мотаться по магазинам, стоять в длинных очередях. Как бы там ни было, к половине одиннадцатого вечера стол был накрыт, шампанское стояло в холодильнике, в углу в тележном колесе красовалась настоящая зеленая елка, и вся комната благоухала лесом, запахом хвои, свежестью.
Это мой шофер Петя Васнецов привез ее из лесу и где-то по дороге подобрал выброшенное колесо. Отмыл грязь, отскоблил и приспособил вместо крестовины под елку. И надо сказать, получилось красиво. Недаром у Пети фамилия Васнецов, есть у него художественное чутье… На елку я повесил ядреные яблоки и мандарины, на колесо набросал ваты и к тонкому стволу прислонил деда-мороза, которого сам смастерил из подаренной мне знакомым ленинградским художником языческой деревянной скульптурки, которую он сделал сам. У деда-мороза был восточный разрез глаз и огромные оскаленные зубы. И вообще он больше напоминал разбойника из детской сказки.
Я даже раздобыл в цветочном магазине гвоздику. Засунул букет в деревянный туесок из-под меда — вазы у меня не оказалось.
Нина приехала вечерним и, переступив порог моей новой квартиры, бросилась на шею.
— Мне у тебя нравится, — еще не раздевшись, заявила она. — Какая чудесная елка!
В коротком шерстяном коричневом платье, высоких мягких сапогах, которые натягиваются на ноги, как чулки, оживленная и порозовевшая с улицы, она, блестя черными глазами, стремительно двигалась по комнатам, распространяя запах хороших духов. И хотя у меня почти не было никакой обстановки, Нина восторгалась цветными шелковистыми шторами, картиной в старинной буковой рамке, которую я купил в комиссионном магазине. Это был лесной пейзаж. Опушка леса, стог сена, толстые ели, сосны, березы. В общем, глухомань. Я как только увидел в магазине этот спокойный пейзаж неизвестного художника, так сразу влюбился в него.
Разбирая чемодан, Нина заодно выкладывала свои последние ленинградские новости: художественный совет утвердил ее эскиз нового фасона зимнего платья… Где-то на Саперном переулке обвалился один этаж старого дома, жертв не было, потому что почти все были на работе, идет новая постановка: билетов не достать… Не вникая в смысл слов, я с удовольствием слушал ее приглушенный грудной голос, наблюдал за плавными гибкими движениями ее тоненькой стройной фигуры. Лицо чистое, свежее, без единой морщинки под глазами. Красивые волосы распущены. Нина тщательно следила за своей внешностью. Мне всегда нравились высокие, крепко сбитые женщины. Нина была исключением. Нельзя было сказать, что она худая как палка. При всей своей худощавости и хрупкости у Нины была красивая фигура. Она как-то сказала мне, что вычитала в одном иностранном журнале, что средний вес современной европейской женщины меньше, чем вес русской женщины, на четырнадцать килограммов. Так вот, Нина выдерживала европейский стандарт.