Прикамская попытка. Тетралогия
Шрифт:
– Давайте дальше, по плану, как дела с серебряным прииском в Калифорнии?
– совещание пошло своим чередом, затянувшись до темна.
Острог Красный. Среднее течение Миссисипи. Лето 1803 года.
– Ать-два, ать-два, левой, левой, - доносились команды капрала с плаца, где старый служака, из первого корейского батальона гонял индейцев-новобранцев, пользуясь утренней прохладой. На балконе северной, тенистой стороны, господского дома, завтракали четверо офицеров. Комендант острога - Павел Карлович, из обрусевших немцев, лейтенант Жеверо, бывший командир взвода французской пограничной охраны, после продажи Луизианы согласился принять беловодское подданство и продолжить службу в пограничных
– Господа, завтра вечером ожидается прибытие барона Ивана, с краткой инспекцией. Прошу привести личный состав в порядок, - комендант с отвращением посмотрел на стоявшее перед ним яйцо всмятку и отодвинул подставку в сторону. Так же мрачно отодвинул кофе со сливками и крикнул денщику, - Прошка, неси квасу, не могу этот кофий пить!
– Да, господа, в такую жару лучше кваса ничего не найдёшь, - согласился с хозяином безопасник, невозмутимо прихлёбывая чёрный кофе с сахаром.
– Я, пожалуй, присоединюсь к Вам, Павел Карлович.
– Пардон, - удивился Жеверо, не привыкший к беловодским реалиям.
– Как завтра? Месяц назад железная дорога была в сотне лье от нашего острога? На чём прибудет князь? Неужели, налегке, через прерию? Мы же докладывали, что индейцы вторую неделю на тропе войны! Это безумие!
– Ну, во-первых, до железной дороги осталось не сто лье, а всего двести километров, к осени получим прямое сообщение с калифорнийским побережьем.
– Перевёл дух комендант, выпив огромную кружку кваса.
– Бог даст, в отпуск выберусь, братьев навещу. У меня, между прочим, в Китеже племянник работает. У самого Сормова, хоть парню и двадцать пять лет всего, а хвалит его руководство.
– Во-вторых, князь прибудет в сопровождении казачьей сотни, из яицких переселенцев. Они третий год индейцев гоняют, сперва по горам, нынче по прерии. Казакам дикари наши не противник, если, что, нам сообщат, рации для чего?
– комендант встал, отдуваясь от обильного завтрака.
– Благодарю за кампанию, господа, до ужина.
– Будьте здоровы, - поднялись офицеры, поклонились, расходясь по своим делам.
Павел Карлович направился в "холодную", где со вчерашнего вечера сидели четверо задержанных охотников, с "той стороны". Вечером, в темноте, разбираться с ними не стали, оставили на утро. Теперь, до службы в острожной часовенке, комендант спешил закончить с делами, чтобы не отвлекаться мыслями о суетном во время проповеди. К сорока пяти годам Павел Карлович стал набожным, не столько внешне, сколько в душе. Мысли о вечном, о смысле бытия и поведении человеческом, стали чаще посещать офицера, придавая его поступкам не свойственные ранее уверенность и спокойствие, стремление всё решить лучшим образом, без лишней торопливости.
Часовые вывели из "холодной" задержанных, типичных искателей приключений. Грязные, вонючие, обросшие, мужчины лет тридцати с гаком. Одежда самодельная, мокасины такие же, два английских мушкета и две старые, замызганные "Луши". При виде нечищеного оружия, в отвратительном состоянии, сердце настоящего солдата не выдержало. Мирное, благостное настроение коменданта перешло в желание жёстко наказать задержанных дикарей, иначе английских колонистов он не мог назвать.
– Кто таков? Рожа больно знакомая, - пригляделся к одному из задержанных Павел Карлович, усаживаясь за стол, где уже лежало раскрытое Положение.
– Натаниель Бумпо, - шустро пояснил писарь.
– Задерживался месяц назад за незаконный переход границы, проведена беседа, отпущен с миром.
– Докладывай дальше.
– Все четверо задержаны нарядом, сопротивление оказать не успели. С собой были вырезки из туши бизонов, коих нашли в пяти верстах, числом три. Туши были брошены, уже стухли, даже шкуры не были сняты. Старший наряда по следам уверен, что приходили шпионить за острогом, сами отрицают, бают, охотиться пришли.
– Всё верно?
– комендант повторил обвинение задержанным по-английски, те мрачно кивнули головами.
– Значит так, именем баронства Беловодье, за повторное нарушение границы Натаниель Бумпо приговаривается к штрафу в сто рублей. Все четверо, за нарушение Положения Беловодья о сохранности природы, выраженное в бесцельном уничтожении трёх бизонов, приговариваются к штрафу, в десятикратном размере нанесённого ущерба. Поскольку денег у вас с собой нет, штраф заменяется каторжными работами на срок полной отработки штрафа. По расценкам дорожных рабочих, пока не построите насыпь длиной двенадцать километров. Тогда останется только Бумпо, отрабатывать штраф за нарушение границы. Всё, решение окончательное, обжалованию не подлежит.
– Но, господин офицер, мы просто охотились!
– Не удержался Бумпо, единственный среди задержанных с относительно чистым ружьём.
– Это дикие места, человеку не выжить без охоты, вы обрекаете нас на смерть!
– Охота не запрещена, если бы вы убили одного бизона, сняли с него шкуру и съели бы всё мясо или большую его часть, никто бы вас не тронул. На добычу пушного зверя нужно получить разрешение, лицензию, по-вашему.
– По кивку коменданта вступил в разговор, по-английски, писарь, привычно разъясняя законы Беловодья.
– А убийство трёх бизонов, чтобы вырезать у них пуд мяса и бросить, это не охота. Здесь беловодская земля, уничтожать зверей, вырубать леса и поганить реки с озёрами, никто не имеет права. Понятно? При повторном нарушении Положения будете отрабатывать в Тасмании или Новой Гвинее, среди людоедов. Всё. Увести злодеев, покормить и дать лопаты, пусть начинают работать.
– Вот и славно, пора к заутрене, - взглянул комендант на служку, направляющегося к колоколенке, собирать народ. Капитан вынул свои часы, открыл крышку, полюбовавшись на надпись "Лучшему стрелку, 1791 год", сверил время, удовлетворённо кивнув головой. Часы двенадцать лет шли без починки, забегая ровно на 15 секунд за сутки, к чему их владелец давно привык, переставляя стрелки по радиосигналам точного времени.
День шёл своим чередом, после заутрени пошёл дождь, порадовав наступлением прохлады. Затем комендант отправился на развод, прошедший в штатном режиме. Индейцы, рискнувшие месяц назад напасть на острог, потеряли полсотни воинов убитыми, после чего к пограничникам не приближались. И, то сказать, добрая половина пограничной стражи были выходцами из Юго-Восточной Азии, кхмеры, аннамцы, тамилы, корейцы, японцы и прочие. В своей "гражданской" жизни, многие недалеко ушли по развитию, образу поведения и мыслей от индейцев. Поэтому, даже раненых врагов за спиной не оставляли, к службе относились добросовестно, понимая смертельную опасность индейца в своём тылу.
Ночью коменданта разбудил дежурный радист, - Павел Карлович, беда! Барона Ивана индейцы окружили, бают, тысяч пять, не меньше, атакуют постоянно. Помогать надо!
– Сам понимаю, - надевая сапоги, комендант взглянул на ходики, половина четвёртого утра, слава богу, через час светает.
– Беги, подымай лётчиков, быстро!
Лётчики и техники, в ожидании появления начальства, зевали на плацу, рассказывая друг другу сны и подшучивая над опоздавшими на построение. Наконец, в предрассветном сумраке появились две светящиеся точки керосиновых ламп. Покачивая фонарями, перед строем остановились три офицера, комендант, командир отряда и безопасник. Он и начал выступление.