Приказчик без головы
Шрифт:
Чужие дети растут быстро. Чужие тюремные сроки пролетают еще быстрее. Выяснилось, что Васютка уже освободился и с самого утра околачивается на кухне.
Оглядев скошенный лоб, глаза, полные водки, и рот с прореженными в драках зубами, Сашенька категорически отказала. Напрасно Диди уверял, что знает Васютку с детства, доверяет и любит почти как родного. Решающим в споре с мужем оказался, как ни странно, аргумент юридический. Княгиня напомнила мужу-профессору, что после арестантских рот Васютка не то что проживать в столице – приближаться к ней права не имеет. Дмитрий Данилович, хлопнув себя по лбу, со слезами на глазах отказал Клавдии Степановне.
Та
Уволить зарвавшуюся служанку князь не согласился. А через пару дней у Клавдии Степановны разболелись ноги. Не иначе как Сашеньке в отместку! Расходы на провизию сразу возросли – у разносчиков, что продукты прямо в квартиры поставляют, цены дороже, чем на рынке.
Что ж, одно к одному. Уже ясно, что в августе собственными деньгами Тарусовым не обойтись – у старших детей учеба возобновится, из прошлогодней формы они выросли, надо новое покупать, Клашке удвоенный оклад обещан. Как ни крути, а придется просить у отца…
Внимательный читатель давно мучается вопросом: что случилось с приданым, которое в начале повествования прямо названо приличным?
А вот что.
Сватовством князя Тарусова Илья Игнатьевич Стрельцов был и доволен, и не очень. На одной чаше весов лежали титул и влюбленные глаза дочери. На другой – финансовая несостоятельность жениха и предварительный уговор с купцом Синевым. По рукам, правда, с ним не ударяли, по приданому сойтись не смогли, однако Илье Игнатьевичу давно мечталось объединить два торговых дома. Какая б сила вышла!
Развеял сомнения сам Дмитрий Данилович: очаровал будущего тестя с первых слов. Оказалось, что соответствует Сашеньке по всем статьям. Умен, энциклопедически образован, целеустремлен. А разговором про приданое и вовсе сразил! Заявил, что хочет зарабатывать на жизнь собственными трудами, а вот свалившиеся миллионы лишат его всякого стимула, да и развеются без толку, как сигарный дым. Сам Диди приумножать капитал не сумеет, к тому же обременен кучей обедневших родственников, которые всякими предлогами выманят у него деньги подчистую. И предложил Илье Игнатьевичу приданое запустить в оборот, а будущие доходы капитализировать. Они с Сашенькой мечтают завести множество детей, пять мальчиков и пять девочек, пускай богатство пойдет будущим невестам на приданое!
Так и поступили.
Однако стремительная карьера прервалась на взлете, а доходов газетчика семье было недостаточно. Вот почему Сашенька иногда наведывалась (тайком от Диди) к отцу за деньгами.
В контору ехать не захотела. Младший брат Николай вечно подтрунивал над подобными визитами:
– А! Наше сиятельство пожаловала! Что, опять за взносами в благотворительный фонд?
Или еще чище:
– Сестрица! Как я рад! Неужто поместное дворянство все-таки разорилось?
Шутил Николай беззлобно, по природной веселости молодого, делового, ни в чем не нуждавшегося человека, но Сашенька обижалась.
И решила на сей раз подловить отца по выходе с биржи. Илья Игнатьевич финансовые интересы имел
Сашенька прибыла чуть раньше.
А на Петербург вдруг напала жара. Влажная, липкая, дурманящая голову предстоящей грозой.
Захотелось пить. Мимо шел с вечным бормотанием разносчик:
– Кому квасу? Кому пирожков с ливером?
Тарусова с удовольствием заказала стаканчик. Высокий русоволосый паренек ловко поймал монетку, артистически налил и, не расплескав ни капли, подал стаканчик в пролетку.
Тут на ступеньках показался отец. Сашенька, сделав несколько торопливых глотков, вернула посудину и поспешила навстречу.
На ходу выслушав новости (адвокатство Диди, встреча с дядей) и обсудив здоровье детей, Илья Игнатьевич смущенно улыбнулся и полез за бумажником:
– Сколько?
Сам предложил, зная, что дочь, хоть и пожаловала за деньгами, впрямую просить не станет.
– Сотню! – виновато произнесла Сашенька.
– Возьми-ка две! Я в прошлый раз не предложил и теперь мучаюсь, что внуки целое лето в городе торчали.
– Спасибо!
– И давай-ка договоримся: если через полгода адвокатство у нашего Диди не заладится, заставь…
Сашенька возмущенно посмотрела на родителя. Тот с нажимом повторил:
– Заставь! Я характер твой знаю. Если захочешь, такой подходец к благоверному найдешь, что до конца жизни будет считать, что сам решение принял. Он, помнится, про адвокатуру и слушать не хотел, а вот на тебе – пожалуйста. Итак! Если не заладится, заставь его ко мне на службу поступить. Самолюбие учту, сразу в совет директоров введу, акционер как-никак. – Сашенька намеревалась ответить, но Илья Игнатьевич жестом показал, что не закончил: – Не беспокойся! Не штаны зову протирать! Юридических проблем у нас, как зимой сугробов. Договоров уйма, а претензий и споров по ним еще больше. Хватит Дмитрию талант на газетки разменивать. Пора общему делу служить. Ну что? Договорились?
Саша неопределенно кивнула. Обняв и поцеловав троекратно, Илья Игнатьевич сел в немецкую карету, запряженную парой чистокровных ольденбургских упряжных лошадей.
Сашенька вздохнула. Ну не хочет Диди заниматься цивилистикой! [15] Почему отец этого не понимает?
Поликсена Георгиевна только-только расправилась с обедом. Обрадовавшись, пригласила Сашеньку почаевничать. Уже и не ждала! Скрепя сердце намеревалась сдать квартирку углами или даже койками. Ой, как это муторно!
15
От латинского «civilis» (гражданский) – гражданское право.
Но радости не показала, стала, по обыкновению, напирать:
– Всем отказывала, всем! Письмоводитель Суярко на коленях умолял! – На самом деле несчастный бежал сломя голову, у него в вонючей комнате сразу приступ астмы начался. – Именно вас ждала! Ну что, по рукам?
Ох, не зря Сашенька с деньгами пожаловала. Домовладелица – баба прожженная, если ручку не позолотить, нужного не скажет.
Хитроумный план был придуман утром. Но ради приличий (опять же, для экономии средств) надо было поторговаться. Сашеньке это искусство досталось по наследству: