Прикладная метафизика
Шрифт:
Далее. Христианская традиция всегда выделялась из ряда вон выходящим некрофильством (и, соответственно, антивампиризмом). Культ мощей по своей роли сравним только с египетским. Различия между Ветхим и Новым Заветом, не устававшим провозглашать, что «Я есть Бог живых, а не мертвых», бросаются, конечно, в глаза, но они не касаются народных основ культа и глубинной эсхатологии [34] . Учение Николая Федорова о воскрешении отцов можно рассматривать как апофеоз «консерватизма» и традиционализма, хотя в силу своей предельной высказанности оно не имеет аналогов ни в мифологии, ни в традиции мысли. Человечество Федорова напоминает детей, увлеченно и сосредоточенно играющих в грандиозной песочнице, делая куличики. Только вместо песка — прах умерших, вместо формочек — их косточки, а вместо куличиков — трупы, готовые к анимации.
34
Развитие этой темы см. в работе Секацкий А. Детали Ветхозаветного конструктора: читая книги Пророков // «Метафизические исследования». Вып. 15. СПб., 2003.
Особенно ярко в христианстве выражена вторичная некрофилия, связанная с оппозицией натуральное — консервированное. Речь идет не только о принципе нетленности мощей, необходимом для канонизации, но и об отношении к реликвиям (что в переводе с латыни означает одновременно и «остатки», и «останки»). Святые покровительствовали многим чаяниям человеческим, но вот что они предвещали напрямую, так это грядущие успехи консервной промышленности. Тем не менее даже такая система сдержек и противовесов не смогла изгладить все составляющие вампиризма. На протяжении всей европейской истории фиксировались спорадические попытки синтеза вампирионов (достаточно вспомнить графа де Пейрака), встречались и научные попытки обрести бессмертие через хорошо забытое старое [35] . Отсвет вампирической оптики блеснул и в построениях западноевропейской метафизики — но к этому мы еще вернемся.
35
Самой колоритной фигурой здесь является Александр Богданов, соратник Ленина и основатель Пролеткульта. В 20-х годах он создал Институт переливания крови, где проводились опыты по омоложению организма. Идеологию этого учреждения трудно расценить иначе, как неовампиризм.
Наша «фаустовская» цивилизация реставрировала много палеолитических тенденций — нисколько не уступая в этом смысле Китаю. Иначе обстоит дело с цивилизацией ислама. Здесь, скажем, традиция требует хоронить умершего в день смерти до заката солнца (минимизируется контакт с покойниками). В исламе наиболее строг запрет в отношении спиртных напитков — а мы помним, что алкоголь является главным консервантом, субститутом, симулякром и антагонистом крови. Напротив, практика жертвенного кровопролития прочно входит в обрядовую составляющую мусульманства (курбан-байрам). Есть и другие особенности, свидетельствующие о сравнительной слабости гарлического контроля. Но в панораме даже современных человеческих обществ существуют народы, у которых реакции суперанимации по-прежнему работают, хотя и в приглушенном режиме. Вот, например, что пишет о современных чеченцах не посторонний наблюдатель, а их земляк:
«Это чувство, или понятие, не переводится. Пытаясь передать его, можно перебрать множество эпитетов. У чеченцев же оно состоит из двух букв — ях Это короткое, но емкое слово, понятное семилетнему ребенку из глухого аула, которого сегодня бомбят, не имеет адекватного обозначения на языке, на котором пишешь. Здесь можно перебрать множество слов: героизм, гордость, честь, благородство, мужество, преданность, долг, самоотверженность, храбрость, дерзость, — но и они не наполняют емкость ях. Помимо того, что выражают эти слова, в нем есть еще что-то такое, что так и остается не переданным. Скажем, определенное состояние духа и тела. Помимо различных эмоциональных и физических составляющих, присутствует также и история, и взаимоотношения чеченцев между собой, и с другими народами. Ях — суть и даже определитель чеченца — внутренний алгоритм его психологии.
Невозможно сломать дух, в котором сидит ях. Каждый день видишь парней, идущих в бой или выходящих из него, — на их лицах улыбки и они не вымученные. Те, что не могут справиться с горсткой людей, вооруженных чувством, о котором идет речь, пытаются объяснить это неким фанатизмом, когда надо бы говорить о феномене. Но это уж их проблемы, а чеченцы — люди с ях… Когда человек
Сердце может вздрогнуть, разум заколебаться и отказаться сделать то, что кажется неисполнимым, — тогда включается ях — духовно-энергетическое реле, делающее преодолимым казавшееся невозможным. Для некоторого представления о чеченце в данном состоянии можно бы вспомнить известный миру подвиг спартанцев у Фермопил, о котором Монтень сказал: бывали поражения, не уступавшие в своей славе величайшим победам. Безусловно, эти триста греков были в состоянии ях. Что-то подобное тому совершают сегодня, в своем понимании, и воюющие чеченцы. Сознательно не сравнивается ях с кодексом европейских рыцарей — тот был условным и преходящим. Ях же — понятие неизменное, биологическое — будет жить столько, сколько сами чеченцы, или чеченцы будут жить до тех пор, пока имеют это свойство» [36] .
36
Сэшил Ю. Царапины на осколках. М., Грааль, 2002. С. 50–52.
Автор вполне справедливо возводит «свойство» к неизменным биологическим началам. Народы, сумевшие выжить при минимуме гарлических предосторожностей, занимают наиболее высокие места в иерархии духа воинственности. Таковы, например, масаи, живущие в Восточной Африке. Эти безупречные воины и стихийные рабовладельцы имеют едва ли не самую своеобразную кухню среди современных народов. Будучи скотоводами, масаи особым образом делают надрез на горле пасущегося животного и выпивают некоторое количество крови. Рана быстро заживает, и уже через несколько дней животное готово к новой «дойке». По мнению исследователя-этнографа, особенно эффектно выглядят совместные трапезы [37] .
37
Neele G. Food specialities: some lessons of Masai // «National Geografic», 1999, № 4. P. 30–37.
В-третьих. Вампир прочно завладел нишей в структурах бессознательного — не в смысле романтических конструкций Юнга, а в том смысле, который Фрейд придает основным табу (в книге «Тотем и табу» и ряде других работ). Спрятавшийся в самых глубинах Id вампир ведет себя, как и положено, «амбивалентно», оповещая о себе симптоматическими действиями, страхами, выпадениями памяти и тщательно избегая попыток осознания. Способ его пребывания в бессознательном действительно напоминает анабиоз или «сон в гробу», который настойчиво приписывают вампиру предание и киноэстетика.
И, наконец, триумфальное восшествие вампира на киноэкраны тоже означает некую степень присутствия — опять же, весьма амбивалентную. Понятно, с одной стороны, что сам жанр фильма ужасов требует экспликации архетипов ужасного — и тут вампир с покойником подходят как нельзя лучше. С другой стороны, видеоряд с его привычной атрибутикой можно рассматривать как способ избавления от навязчивости, как попытку «отреагирования», полного гарлического очищения.
Джелал Тоуфик в своей новаторской книге утверждает, что поведение вампира лучше всего объясняется в терминах квантовой механики. Различные состояния вампира легко уподобляются элементарным частицам, а актуализация той или иной определенности достигается через туннельный переход [38] . Образ мгновенно проскакиваемого туннеля носит скорее акустический характер (вызов из небытия с помощью зова крови, зова Океаноса), возможным же визуальным коррелятом будет конденсация кровавого тумана, тут же заменяющая обычную оптику с ее рассеянной перспективой на экран тепловизора. При этом внутренние феноменологические особенности свершившейся вампиризации практически не отслеживаемы; ближайшая аналогия — психоделический приход, только в данном случае речь идет о приходе другого существа и даже другой сущности.
38
Taufic J. Vampires. Berkley, 1994.