Приключение — что надо! (сборник)
Шрифт:
В этот миг меня дернули за рукав.
— Простите, пожалуйста, — произнес женский голос.
Я выпрямился. Передо мной стояла женщина средних лет, в красно-белом цветастом платье, с большой соломенной сумкой. Что-то очень рассердило ее.
— Вы совершенно уверены, что необходимо прибегать к насилию?
Друзья Ламберта могли появиться с минуты на минуту.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сухо ответил я. — Полиция всегда стремится обойтись без насилия.
Я влез на заднее сиденье рядом с Ламбертом, Эд захлопнул дверцу, сел за руль, и наш «форд» рванулся с места еще до того, как открылась дверь бара и на улицу повалил народ.
Скрюченный Ламберт напоминал побитую собаку.
— Том, — позвал Эд.
— Да?
— Похоже, к твоему личному делу подошьют еще одно письмо, — он смотрел в зеркало заднего обзора. — Она записывает наш номер.
— Я свалю вину на тебя.
Эд довольно хмыкнул.
— У меня болят руки, — неожиданно сказал Ламберт, когда мы проехали пару кварталов.
Я взглянул на него. Судя по всему, он полностью очухался. Как известно, простуда так быстро не проходит.
— А ты поменьше коли их иголками, — посоветовал я.
— Мне мешают наручники, — пожаловался он.
— Очень жаль.
— Нельзя ли их снять?
— Только в участке.
— Если я дам честное слово, что…
Я рассмеялся. Ламберт тяжело вздохнул.
— Да, к сожалению, все давно забыли, что такое честь.
— Полностью с тобой согласен.
Ламберт устроился поудобнее, насколько позволяли наручники, и отвернулся к окну. Минуты три он разглядывал проплывающие мимо дома, а потом посмотрел на меня.
— Пора мне уезжать из этого города.
Я вновь засмеялся.
— Твое желание исполнится. В следующий раз ты увидишь Нью-Йорк не раньше, чем через десять лет.
— Я понимаю, — кивнул он. — Прошу тебя, ответь на один вопрос.
— Если смогу.
— Что, по-твоему, является большим наказанием: жить в Нью-Йорке или уехать из него?
— Зачем же ты болтался здесь до тех пор, пока не влип в такой переплет?
Ламберт пожал плечами.
— А почему ты остаешься в городе?
— Я не торгую наркотиками.
— Наркотиками — нет. Но стараешься доказать всем, что ты — мужчина.
Волна наркомании захлестнула университеты, и продавцы этого ядовитого зелья стали куда более грамотными.
— Никто из нас не родился таким. Мы все появились на свет чистыми и невинными младенцами.
Я хмуро взглянул на него.
— Один парень, такой же болтливый, как ты, показал мне фотографию матери. А пока я разглядывал ее, попытался вытащить пистолет из моей кобуры.
Ламберт широко улыбнулся.
— Оставайся в Нью-Йорке. Тебе понравится то, что сделает с тобой этот город.
По лестнице женщина спускалась нормально. На правой ее руке зиял длинный кровоточащий порез; лицо, кисти рук и одежда тоже были сплошь залиты кровью — ее собственной и мужа, — и, наверное, она еще не оправилась после случившегося. Но когда мы вышли из передней двери и женщина увидела пялящуюся на нее толпу, она сорвалась. Негритянка орала и вырывалась, и мы еле выволокли ее на тротуар: от крови кожа ее стала скользкой — не ухватиться.
Все это мне совершенно не нравилось: два полицейских в форме тащили окровавленную негритянку прямо в толпу чернокожих жителей Гарлема. Судя по выражению лица Пауля, ему тоже было не по себе.
— Пустите меня! — орала женщина. — Он первый меня пырнул! Пустите меня! У меня есть права!
Наконец в перерывах между воплями я услышал приближающийся вой сирены. Это ехала «скорая». Слава богу!
Мы добрались до тротуара, когда она притормозила у бордюра. Женщина извивалась как угорь — длинный черный окровавленный угорь, визжащий так, что, казалось, кто-то скребет ногтем по классной доске.
В «скорой» было четверо санитаров в белых халатах. Подбежав, они схватили женщину.
— Все в порядке, мы ее возьмем, — сказал один.
— Давно пора, — ответил я.
Я знал, что быстрее они приехать не могли, но случившееся нагнало на меня страху, а когда я струхну, то впадаю в бешенство и начинаю болтать.
Они не обратили на меня внимания и правильно сделали.
Наверное, белые халаты испугали женщину. Она закричала:
— Я хочу к моему доктору! Отвезите меня к моему доктору!
Они затолкали ее в «скорую», потратив не меньше сил, чем перед этим потратили мы. Подъехала еще одна карета «скорой помощи», из нее вылезли двое парней в белом.
— Где жмурик? — спросил меня один из них.
Я не мог говорить и с трудом дышал. Я просто указал на дом, а Пауль сказал:
— Третий этаж, сзади. В кухне. Она буквально искромсала его на куски.
Появились еще двое, со сложенными носилками. Толпа, завороженная суматохой и многочисленными мигающими красными огоньками, стояла тихо. На этот раз они удовлетворились ролью зрителей.
Мы с Паулем сделали свое дело. Потом, в участке, надо будет писать отчет, но пока мы свободны. И хорошо.
Возбуждение помогает пережить самое трудное. Так было всегда, с первой моей встречи с насилием, когда к западу от Центрального парка такси сбило десятилетнего мальчика. Тот был еще жив, но лучше бы ему умереть сразу… Я тогда работал со стариком Джерри, самым первым своим напарником. Я попросил его остановиться у тротуара, вылез из машины и похвалился обедом.
С тех пор я больше ни разу не блевал, но чувства испытываю все те же. Волнение помогает, но потом наступает реакция, и становится совсем худо.