Приключение ваганта
Шрифт:
Широкие плечи де ла Марка прикрывал весьма оригинальный плащ — большая кабанья шкура с литыми серебряными копытами и клыками. Кожу с головы вепря сшили в виде капюшона, что придавало барону сходство со страшным чудовищем, оскалившим зубы. Видимо, таким нарядом он хотел оправдать свое прозвище и произвести впечатление на свою невесту.
Его высокий, открытый лоб, широкие скулы, большие блестящие глаза серого цвета и орлиный нос говорили о мужестве и великодушных порывах. Но эти благородные черты несли отпечаток распутства, пьянства и частых вспышек неконтролируемого бешенства. Он носил большую бороду, однако она не могла скрыть непомерно толстые губы и сильно выдвинутую вперед верхнюю челюсть с крупными зубами, напоминавшими клыки. Эта особенность
Пирующие разбойники уже изрядно выпили, и их сальные шуточки могли ввести в краску не только девственницу, но и даму, немало повидавшую в жизни. Однако баронессе Скунховен, судя по всему, нравилось грубое мужское общество; на пиру она чувствовала себя как рыба в воде и часто смеялась, не забывая при этом прикладываться к чеканному кубку с вином. Де ля Марк поглядывал на нее не без некоторого удовлетворения; судя по этим взглядам, Жанна д'Аршель пришлась ему по душе не только из-за богатого приданого, но еще и благодаря своему непосредственному поведению.
Увидев Эрхарда, де ла Марк повысил голос, зазвучавший как боевая труба и перекрывший шум пирующих:
— Лейтенант, где тебя так долго черти носили?! Я уже заждался.
— Чтобы выполнить ваш приказ, мне пришлось заехать в Льеж, — ответил Эрхард. — Дофин гостит у епископа. К тому же на дорогах патрули короля Карла, и нам пришлось пробираться лесными тропами.
— Ты привез послание от дофина?
— Людовик [61] сказал, что подумает над вашими предложениями и даст ответ в ближайшее время.
61
Людовик — будущий французский король Людовик XI (1461–1483). Постоянно интриговал против своего отца короля Карла VII. Принимал участие в восстании дворянства против Карла VII («Прагерия», 1440 г.). Король простил мятежников, после чего отправил Людовика жить в Дофине. (Дофин — историческая область на юго-востоке Франции, главным образом в Альпах и долине Роны.)
— Когда именно?
— Он не уточнил.
— Ох уж этот хитрый хорек! — взорвался де ла Марк и в ярости грохнул по столу своим внушительным кулачищем; но тут же остыл, вспомнив, что рядом сидит баронесса. — Людовик затевает очередную интригу против своего отца, короля Карла, совместно с герцогом бургундским Филиппом, и мы кое о чем с ним договорились, — начал объяснять барон своей невесте. — После смерти своей первой жены Маргариты Шотландской он рассорился с отцом из-за женитьбы на дочери герцога Савойи Шарлотте, а на требование Карла явиться ко двору ответил отказом и бежал из Дофине в Бургундию.
— Майне фрайхерр [62] , я приехал не с пустыми руками, — сказал Эрхард и вытолкнул вперед Жиля. — Мы тут поймали паломников, и один из них утверждает, что он шпильман.
— Чудесно! — воскликнул Арденнский Вепрь. — На нашем пиру не хватает лишь музыкантов. Это дорогой подарок, Эрхард. Благодарю. Подойти поближе! — приказал он Жилю и впился в него своими холодными, как альпийский лед, глазами.
Жиль безропотно повиновался. Он был ни жив ни мертв. Только сейчас он узнал этот страшный гипнотизирующий взгляд, который после схватки в таверне на пути в Париж долго преследовал его по ночам. Что будет, если де ла Марк узнает его? Тогда казни точно не миновать. Теперь у Жиля не было никаких сомнений, что нападение в таверне на Пьера д'Амбуаза и Раймона де ла Герра было совершено по приказу Арденнского Вепря. А он выступил невольным защитником этих дворян, тем самым спутав планы барона.
62
Мой барон (нем.).
Ему показалось, что на него посмотрел удав. Взгляд барона был ледяным и гипнотизирующим. Жиль поклонился ему, да так и остался стоять с опущенной головой.
— Это правда, что ты шпильман? — спросил де ла Марк.
— Правда, — тихо ответил Жиль, изображая полное смирение.
— Что ж, тогда сыграй нам что-нибудь повеселее, дабы отвлечь моих молодцев от застолья, а то они скоро лопнут от обжорства.
Жиль бросил быстрый взгляд на пирующих и, убедившись, что большинство из них черные рейтары, начал петь хорошо известную среди немцев песенку прославленного миннезингера прошлого века Йоханнеса Хадлауба:
— Ах, я без милой робко Томился много дней, Потом придумал ловко, Как объясниться с ней. В одежде пилигрима Стою я у дверей, Она из церкви мимо Спешит пройти скорей. В то тайное свиданье Мне удался мой план: Любовное посланье Я сунул ей в карман. Тру-ля-ля, тру-ля-ля, Какой удачный план!..Рейтары и прочие разбойники оживились и уже на втором куплете начали дружно, правда несколько нескладно, подпевать: «Тру-ля-ля, тру-ля-ля, какой удачный план!» Судя по довольному лицу Арденнского Вепря, песенка понравилась и ему, не говоря уже о баронессе Скунховен: она хлопала в ладоши и заразительно смеялась…
Андрейко перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Спать не хотелось — мешали безрадостные мысли. В какой-то мере им повезло, что они попали не в руки лесной стражи. Но рассказ Гийо о жестокостях Арденнского Вепря, который убивал направо и налево, нимало не заботясь о правосудии, не прибавлял Андрейке оптимизма. Гийом де ла Марк даже со своими разбойниками вел себя с примерной безжалостностью и мог отправить любого на тот свет за малейшую провинность.
Каземат, куда бесцеремонно зашвырнули Андрейку и Гийо, не выглядел тюремной камерой. Скорее всего, в него заключали пленных дворян и богатых купцов, за которых де ла Марк требовал выкуп. В каземате даже имелось зарешеченное оконце. Что касается постели, то и в этом вопросе узилище беглецов было довольно комфортным. Каземат оборудовали просторными нарами (от одной стены к другой), на которые бросили несколько сенников. В одном углу находился бочонок с водой, рядом с ним, на гвозде, висела большая деревянная кружка с ручкой, а в другом стояла кадушка с крышкой, чтобы можно было сходить по малой нужде, не вызывая тюремщика. В каземате была и мебель — стол и две лавки, но пленникам не дали даже сухаря.
Впрочем, ни Андрейко, ни Гийо голода не испытывали. Их больше снедала тревога за свое будущее.
Они так и не уснули до возвращения Жиля. Зажженная лучина, воткнутая в металлический рожок на стене у входа, давала немного света, но и при этом освещении можно было заметить, что он изрядно навеселе. В руках де Вержи держал объемистый сверток, содержимое которого и вывалил на стол перед несколько опешившими товарищами.
— Все это… ик!.. — Жиль икнул и продолжил: — Все это от щедрот господина де ла Марка. Угощайтесь.
Жиль принес мясо, хлеб и две бутылки вина. Конечно же он не признался, что никаких «щедрот» не было. Ему пришлось играть и петь, почти не переставая, до полуночи, пока большинство разбойников не оказались на полу, где их и сморил пьяный сон. Все упились до изумления, лишь Арденнский Вепрь держался молодцом — скорее всего, чтобы не обидеть невесту неосторожным словом или действием. Они ушли с пира несколько раньше, а Жиля отправил в каземат все тот же Эрхард, который почему-то был сумрачен и пил очень мало.