Приключение ваганта
Шрифт:
— Скорее всего, — с некоторым сомнением ответил Гийо. — И то верно: кто в такое позднее время отправится в лес? — он словно убеждал себя, что его тревога беспочвенна.
— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросил Жиль, который любил занимательные истории Пройдохи.
У Гийо и впрямь был большой талант рассказчика.
— Дальше? — Гийо сладко потянулся. — Эх, времена были! В общем, я прошел все стадии грехопадения. Нет-нет, они ни в коей мере не затрагивали веры! Я был не настолько глуп, чтобы попасть в лапы инквизиции. Мои грехи в основном были связаны с моей ленью и с чисто плотскими желаниями. Неподалеку от монастыря находился небольшой городишко, в котором проживала одна прелестная вдовушка. Звали ее Мэрион. Жила она не бедно, хотя и была замужем за рыцарем, изрядным мотом, которого потянуло на подвиги. Он отправился в Крестовый поход, где и сгинул. Вот тут-то меня и свела судьба с Мэрион. Уж не знаю, почему ей вздумалось поцеловать подол моего монашеского одеяния, — наверное, в тот момент ей сильно понадобилось монашеское благословение, — но наши глаза встретились, и меня обуяло неистовое желание. Да-да, мессир, когда-то я был ходок по этой части не хуже вашего…
Гийо подкинул хвороста в костер и продолжил:
— В общем, вскоре у нас закрутился роман. Как я сумел пробраться в спальню вдовушки, не суть важно. Могу только сказать, что женщины любят, когда их пленяют прежде всего сладкими речами, а уж по этой части, как вам, мессир известно, равных мне мало найдется. Говорю это без похвальбы… Моя связь с Мэрион долго оставалась втайне — я был осторожен, как лис перед посещением курятника. Пока наш келарь не заметил, что я почти перестал вкушать грубую монастырскую пищу. Да и как можно месяцами есть сухую кашу и запивать ее разбавленным вином! То ли дело стол моей разлюбезной Мэрион. Я так наедался, что весь следующий день не чувствовал голода. Еще и с собой прихватывал кусок окорока или буженину. Ну, вы знаете, что я запасливый человек… А уж что мы вытворяли в постели! Ее муженек-рыцарь больше заботился о своем коне, нежели вникал в проблемы жены, тем более интимного характера. Он был груб и неотесан и исполнял свои супружеские обязанности так, словно отдавал долг ростовщику. Для него наивысшим наслаждением были охота и турниры. Мэрион так и не понесла от своего мужа. Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Вот как в моем случае… Короче говоря, меня поймали на горячем и вышвырнули из монастыря. Уж больно стар и строг был наш приор. Он считал связь монаха с женщиной наивысшей степенью грехопадения.
— А что случилось с Мэрион? — нетерпеливо спросил Жиль, потому что Пройдоха на последних словах сонно прикрыл глаза и всхрапнул.
— Вечный позор и строгая епитимья, — сонно ответил Пройдоха. — Да шучу я, шучу. Что может случиться с богатой вдовой, которая ударилась в блуд? Она исповедалась, причастилась, и на том все закончилось. Конечно, городские кумушки какое-то время посудачили на сей счет, но поскольку у многих из них рыльце было в пушку, то разговоры с течением времени прекратились, а Мэрион продолжала грешить и дальше, только стала гораздо осторожней. Но уже не в компании вашего покорного слуги. Мне пришлось покинуть этот городок и удариться в странствия…
Жиль хотел еще что-то спросить, как вдруг кусты на краю поляны зашелестели, зашевелились, затрещали, и на беглецов набросились какие-то люди. Нападавшие даже не дали никому подняться на ноги, так быстро все произошло. В мгновение ока беглецы были связаны по рукам и ногам и уложены рядком. Гаскойн конечно же чуял, что в лесу чужие люди, он даже пытался растормошить Гийо, потыкавшись в него носом (Пройдоха принял все это за проявление верноподданнических чувств), но приказ хозяина заткнуться и не тявкать он исполнял как хорошо вымуштрованный солдат. Едва на беглецов напали, пес поджал хвост и шмыгнул в кусты, рассудив собачьим умом, что своя шкура дороже.
«Лесники герцога!!!» — эта мысль ударила в головы всем троим одновременно, и Жиль почувствовал животный страх, не поддающийся никаким разумным доводам. Лесники долго не рассуждали, вешали пойманных на месте преступления браконьеров без разбора и долгих судебных тяжб. Поди докажи им, что оленя беглецы убили только из-за голода. Да и кого волнуют эти объяснения.
— Э, да нам повезло! — весело сказал один из тех, кто напал на беглецов. — Жаркое даже не успело остыть!
Несмотря на голод, беглецы осилили лишь малую часть запеченной туши. Все, что осталось от оленя, должно было пригодиться им в дальнейшем.
Не обращая больше никакого внимания на пленников, пришельцы мигом разрезали мясо на куски и, подбросив дров в костер, устроили настоящее пиршество, благо вино у них было — во фляжках. Жиль присмотрелся к ним и облегченно вздохнул — это не лесники. Он невольно подивился их внешнему виду. Неизвестные ничем не напоминали и разбойников, как можно было предположить. В черных доспехах, с лицами, вымазанными сажей, они уже в нескольких шагах от костра становились невидимыми, сливаясь с темнотой. Кто эти люди?
Ответ пришел быстро. Рядом шевельнулся Гийо и прошептал:
— Это черные рейтары Гийома де ла Марка, Арденнского Вепря… — его голос предательски дрогнул.
Жиль сразу понял почему: черные рейтары по жестокости смело могли соперничать со швейцарскими наемниками, которые творили страшные бесчинства. Эти солдаты (вернее, разбойники) набирались в округах Нижней Германии и действовали как легкая кавалерия. Кроме того, что рейтары были одеты во все черное, и лошадей они подбирали для себя только вороных. Юный де Вержи был немало наслышан и о бароне Гийоме де ла Марке.
Отпрыск знатного рода, он стал вожаком разбойничьей шайки, известным своим буйным нравом, жестокостью и бесстрашием. Арденнский Вепрь набрал себе шайку — более тысячи человек — и жил грабежами и насилиями, не признавая над собой ни власти короля Франции, ни власти Филиппа Доброго, герцога Бургундии. Рейтары Гийома де ла Марка нападали на всех подряд, даже на духовных лиц. Состоятельных пленников он отпускал за большой выкуп, а тех, кто не мог за себя заплатить, отдавал на потеху рейтарам, которые или вешали несчастных, или устраивали на них «охоту» — как на диких зверей. Гийом де ла Марк обложил данью не только мелкие городки Бургундии, но даже обители, угрожая спалить любой монастырь, если ему не заплатят серебром и золотом.
Насытившись, рейтары наконец обратили внимание и на своих пленников. Один из них, наверное сержант, который откликался на имя Эрхард, подошел к связанным беглецам и, присмотревшись, пнул ногой Гийо, определив в нем старшего по возрасту.
— Эй ты! — пробасил Эрхард. — Кто вы и куда идете? Только не ври! Иначе кожу с живого спущу.
По мнению рейтара, юнцы должны дрожать от страха, а значит, толковых ответов можно ждать лишь от человека бывалого и более уравновешенного. Действительно, у Пройдохи первый испуг прошел, и его лицо приобрело спокойное и несколько отрешенное выражение, хотя в голове с лихорадочной скоростью строились и тут же разрушались карточные домики планов, как выбраться из смертельной ловушки, в которую угодили беглецы.
— Господин, мы всего лишь бедные паломники, — смиренно ответил Гийо. — Идем в Рим, поклониться святыням.
— Так уж и бедные? Хм… — недоверчиво хмыкнул Эрхард. — Ну-ка, Хайнрих, посмотри, что там у них припрятано под одеждами.
Здоровенный верзила сначала обыскал Гийо, а затем Жиля и Андрейку. Забрав у них кошельки, он отдал их Эрхарду, который с некоторым раздражением убедился, что Гийо сказал чистую правду, — в кошельках беглецов нашлось всего несколько турских солей. Пройдоха все-таки оставил немного денег — на всякий случай, хотя и побожился Тагару, что отдает ему все, что имеют беглецы.