Приключения 1964
Шрифт:
— Саша!
Макаренко на правах второго пилота отжимает назад рукоятку межосевого дифференциала. Теперь задние колеса должны вращаться одновременно.
Раз — включен и рычаг демультипликатора. Мощь машины возрастает.
«Вву-вву-вву», — продолжает реветь дизель.
— Саша!
Макаренко выскакивает из кабины, ноги его разъезжаются и скользят на льду. Он выдирает из-под обоймы запасного колеса, за кабиной, лопату. Это тяжелая экскаваторная лопата с хорошо развитой челюстью. Ворочать ею может человек, знакомый с тем, что такое мозоли. На трейлере — кучи песка. Макаренко
Ну, поднатужься, «КРАЗ»!
Танке осторожно отжимает сцепление и чуть увеличивает подачу топлива в форсунках. Теперь нужно поймать момент, чтобы колеса дрогнули чуть-чуть и не пробили сквозь песок ледяные лунки. И чтобы не заглох мотор на малых оборотах. Надо сдвинуть с места эти пятьдесят тонн, вцепившиеся железной хваткой в хвост тягача. Сорок тонн турбина и десять тонн трейлер.
«Врр-врр-врр», — рычит дизель. Это уже не вой, это ласковое рычание. Колеса дрогнули и потянули трейлер. Турбина величественно поплыла среди лиственниц. Горы заиграли эхом от двигателя.
Через минуту-две снова вой дизеля.
— Саша!
Лопату за лопатой — песок. Шаг за шагом рядом с колесами — осторожно, чтобы не поскользнуться и не растянуться под рубчатой шиной. Кончается песок на трейлере — остановка. Поиски ближайшего фанерного щита с надписью «Подсыпка». Там под снегом горки золотистого песка. Люди с осени позаботились о тех, кому придется буксовать весной.
Танке за рулем — Макаренко за лопатой.
Макаренко в кабине — Танке кидает под колеса песок.
Так встречают их горы.
Подъем длится до сумерек.
Макаренко спит в ногах у Танке. Он вздрагивает, что-то бормочет и бьет ногой по щиколотке напарника. Это Макаренко во сне нажимает на тормоза. Он делает то, что делает и Танке. Только Танке наяву, а его приятель во сне.
Машина бежит вниз, нагоняет время, упущенное на подъеме по ледяной дороге. Тракт петлями спускается с Лысой. Лысая — это первая большая гора. Она позади.
Вираж. Шипит воздух в тормозах. В лучах фар мелькает восклицательный знак: «Прочие опасности» — черный восклицательный знак в желтом треугольнике. Когда те, кто придумывал дорожные знаки, изобразили на них локомотив, грузовик, человека с лопатой, детей, зигзаг, круг, когда они исчерпали всю свою фантазию, они обратились к восклицательному знаку — символу, скрывающему за собой все опасности, которые могут встретиться в дороге.
Над всей этой дорогой следовало повесить восклицательный знак. Такой гигантский знак, точка которого лежала бы где-нибудь на горной вершине, а эта самая палка над ней, похожая на жезл регулировщика, уходила бы куда-нибудь в облака. Вот это был бы знак!
Танке тормозит. Ещё один вираж. Надо вписаться в него, повернуть «телегу» так, чтобы ни одно колесо не заехало в предательскую гладкость снега, скрывшего под собой кювет. Особым внутренним зрением, свойственным опытному шоферу, Танке определяет положение каждого из десяти колес «КРАЗа». Каждого из шестнадцати колес трейлера. Левее. Ещё левее. И вот теперь, когда, казалось, переднее колесо захватило кромку кювета, право руля. Вот так. И ещё вправо. Теперь можно
Это его одиннадцатый рейс за зиму. А всего должно быть десять. Но это одиннадцатый. Внеплановый.
Танке трясет головой, отгоняя сон.
Ему предлагали перейти на стройку. Там тоже есть дизели. Ещё побольше этого. «Четвертаки». Они легко берут в свой ящик двадцать пять тонн. Рабочий день на стройке строго отмерен графиком. Семь часов. И дом рядом. Отработал — прими душ в гараже и катись восвояси. Хорошо. Ну, а кто будет возить турбины и бульдозеры? Разве он не на стройке? Он на стройке. Только, может быть, о нём не вспомнят, когда закончат эту электростанцию и комбинат. Его не будет на митинге строителей. Он наверняка будет в рейсе в этот день.
И, кроме того, он любит горы. Он любит этот тракт. Конечно, есть на свете более легкая работа. Можно её найти, эту более легкую работу. Но он любит своё дело. Он любит, взобравшись на перевал, глядеть вниз, на блуждающие огоньки машин. Любит ветер, и горные реки, и эти крутые виражи. Он любит даже, когда его будят по ночам. Конечно, он ворчит, но ведь не каждого будят между двумя и тремя ночи. Только того, кто очень нужен. Хирурга, который — только он один — может сделать сложную операцию на сердце. Инженера, который может спасти город от наводнения. Будят летчика, который должен обезопасить небо от врага. Будят его и Макаренко — дизелистов-дальнерейсовиков.
Из-за поворота выползают фары встречного автомобиля. На секунду они слепят глаза и тут же гаснут. Алый свет от раскаленных нитей растворяется в ночи. Шофер, почуявший впереди большую машину, прижимается к обочине. Миролюбиво светят подфарники.
Танке тормозит.
— Как там впереди?
Шофер кричит, пересиливая рокот дизеля:
— Скользко! Очень скользко. Сидит уже один в кювете.
Шофер оглядывает тускло мерцающую светлой краской турбину.
— Ну и кастрюля!
Танке нагибается к Макаренко.
— Саша, вставай! Опять подъем.
Макаренко вскакивает, протирает глаза.
— Поехали!
Мост. Старый деревянный мост — доски потемнели от ветров и дождей, перила покосились. Перед мостом столбик, на столбике жестяной диск. В диске цифра «15». Мост рассчитан на пятнадцать тонн. Более тяжелая машина может сломать ему деревянный хребет.
Рядом с мостом должен быть объезд для «КРАЗа». Здесь был недавно объезд. Но сейчас его нет. Вырытый в слежавшемся снегу коридор доверху забит пушистым свежим снежком. Здесь прошли снегопады и поработали ветры. Они всегда дуют в этом ущелье.
Надо вызывать бульдозер. Надо вызывать снегоочиститель.
Но нет ни снегоочистителя, ни бульдозера. И нет времени ждать, пока они придут. На это может уйти день, а то и два.
Нам бы радиотелефон, — говорит Макаренко. — Позвонил по ноль один, вызвал помощь.
Болтаешь! — раздраженно отвечает Танке. — Нет тебе покоя.
Плохо тебе было бы без моей болтовни, — замечает Саша. — Завял бы, как тюльпан в солярке.
Вдвоем идут осматривать мост. Каждый сибиряк — плотник. Даже если он имеет дело только с железом, он должен знать толк в дереве. Без этого здесь не проживешь.