Приключения-1966
Шрифт:
Алик молчал.
Они уложили рюкзак и пошли дальше.
Воды теперь стало меньше, и они быстро дошли до конца отснятого участка, до восемьдесят восьмой точки.
— И все на сегодня, — сказала Надя. — Я даже не очень устала. А вы?
— Я тоже. Знаете, я думал, что будет труднее, и боялся опозориться.
Ему хотелось быть откровенным.
— Что вы! — сказала Надя. — Для человека, который первый раз в пещере, вы держались совсем даже молодцом. Я сначала подумала, что вы умеете только рассуждать. А я люблю ребят, которым можно довериться. Чтобы ни о чем не думать, а идти следом и знать, что все будет в порядке.
Игорь, Юрочка и Лев сидели около примусов и сушили носки.
— Все нормально? — спросил Игорь.
— Да, — сказал Алик небрежно.
Надя села рядом со Львом и стала греть руки. Игорь вдруг обернулся.
— Юра! Вставай, ну что такое!
Юрочка, пробурчав что-то, вылез из мешка и, кашляя, пошел к речке, волоча ноги и наступая на концы провода, которым он зашнуровывал ботинки.
Алику хотелось спать; и как только Игорь, Лев и Юрочка ушли, он залез в мешок и закрыл глаза. Надя еще долго что-то делала: ходила, гремела кастрюлями.
В глаза светили два фонаря: один ближе, другой дальше. Алик сел в мешке.
— Мой командир, они спят! — услышал он голос Льва. — Синьоры, где пища? Где вкусная, питательная пища, горячая притом?
— Убери свет, — сказал Алик раздраженно.
Он зажег свечу. Надя лежала с открытыми глазами.
— Сколько прошли? — сказала она хрипловато.
— Девяносто шесть точек. — Игорь сел возле нее на корточки. — Метров восемьсот пятьдесят.
Громко насвистывая, Алик вылез из мешка и начал обуваться.
Когда он вернулся с речки, горели примусы. Пахло резиновым клеем: Юрочка латал дыру на плече гидрокостюма. Лев стоял возле аптечки, мазал зеленкой руку.
— А так участок неплохой, — говорил Игорь. — Он мне чем-то напомнил «Оранжевую». Скажи, Лев? После девяносто третьей точки «гидры» можно снимать. Сухо, как на Пушкинской.
Они поднялись в зал. Лес сталагмитов и конус глыбового навала посредине. Сняли гидрокостюмы. Пока Алик обходил стены, меряя трещины, Надя взобралась на глыбы. Зажужжал психрометр.
— Ой, какие здесь натеки! — крикнула она. — Сиреневые, гляньте!
Она сбежала вниз.
— Мертвая красота, — сказал Алик. — Эти ваши сталагмиты напоминают мне кости.
— А вам не странно, что мы до сих пор на «вы»? — спросила она. — А мне почему-то нравится, когда люди на «вы». Так хорошо и грустно вспоминать, когда мы с Игорехой были на «вы» и здоровались за руку. А почему? — спросила она вдруг и удивленно посмотрела на Алика.
Дальше был просторный сухой коридор. Под ногами мягкая, как зола, пыль. Темные отвесные стены — как стены домов. Потолка не видно — это небо там, вверху, черное, беззвездное небо. Это город. Ночной средневековый город. И они идут вдвоем, она и он. Она примолкла и крепко держится за его руку. А потом вскрикивает и прижимается. Выступив из темной ниши, стоит, загородив дорогу, стражник, в латах. Расставленные суставчатые ноги, опущенное забрало с запотевшей от дыхания решеткой, выпуклая двустворчатая грудь... Огромный железный кузнечик, опирающийся на копье. Надя тяжело дышит. Алик гладит одной рукой ее мягкие волосы, а другую опускает на ручку меча. Скрипит железо. Стражник поднимает меч, тускло взблескивает под фонарем лезвие. Алик отодвигает Надю; раскинув руки, она прижимается спиной к гранитным валунам стены...
И вдруг быстро, обдав лицо холодным ветром, все рушилось. Через два-три дня все это кончится, Останутся воспоминания. Останутся ее сожмуренные в смехе глаза, ее рука в его, когда он помогает Наде слезать с уступа, запах шалфея с освещенных низким солнцем откосов шоссе — длинными вечерами, под тиканье часов, и утром, когда бреешься и смотришь на свое мятое, опухшее лицо в резком свете... И будут иногда встречаться: «Ну, как жизнь?» — «Да так, понемногу», — будут стареть...
— Ну, как дела? — крикнула Надя.
Он слышал, как она идет к нему. Сейчас он увидит ее лицо, и она улыбнется. И тогда это все пройдет. Он знал: будут только ее глаза и ничего больше.
— Смотрите, — сказала Надя.
Они возвращались в лагерь, шли по одному из описанных вчера озер. В стене, чуть выше воды, чернело отверстие. Надя, нагнувшись, светила туда.
— Ход как будто. Посмотрим, да?
Она легла в воду и поползла в отверстие. Алик пополз за ней. Ход шел вверх. Это была сухая щель с щебенкой. Алик не видел, что впереди, видел только подошвы Надиного гидрокостюма. Щебенка громко шуршала, от пыли першило в горле, в голове шумело и стучало.
Ноги Нади перестали двигаться, и в лицо Алику сверкнул сквозь пыль свет.
— Подползите ко мне.
Она прижалась к стене, и он подполз. Лицо ее блестело.
— Смотрите.
Впереди была вода. Слой воздуха над ней был сантиметров пять, не больше. Оттуда дул ветер.
— Ну что, назад, наверно? — сказал Алик. — Скажем нашим, это их дело.
— Ой, но интересно же! — Она жалобно смотрела на него. — Вы подумайте: мы первыми видим все это. Совсем первыми!
— Против такого взора устоять, конечно, невозможно, — сказал Алик и, глядя, как она улыбается, довольный собой, натянул шлем и пополз на спине, головой вперед.
Над ним, очень близко, был корявый, с ползающими мокрицами потолок. Надя, сопя, ползла следом. Алик пытался посмотреть вперед, крутил головой, царапая фонарем по стенам и потолку и касаясь щекой воды.
Потолок немного приподнялся. Алик перевернулся на живот и увидел озеро с гравийной косой у стены. Он пополз к ней и вдруг почувствовал, как что-то холодное, разрастаясь, полезло по телу. «Порвал», — понял он и, выбравшись на косу, сдернул шлем и ощупал спину. Дыра была на пояснице, справа.
Подползла Надя. Вставая, она поскользнулась и упала. И, глядя, как она спешит подняться, как, растопырив тонкие, измазанные пальцы, хватается за выступ стены, он разозлился.
— Героическая женщина! Молодой талантливый ученый И. Василевский и его верная спутница Н. Василевская — выдающиеся исследователи пещер.
Она быстро взглянула на него. Он сидел, прислонившись к стене. Ноги крупно дрожали, на лицо падали с потолка капли. Подвинуться было лень.
— Я костюм порвал.
Она села рядом.