Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов
Шрифт:
Рат отвел меня в сторону, спросил;
— Ну как?
— Ничего нового: дети, дом, Валя.
— Дом исключается, даже намека не нашли. А вдруг все-таки...
— Нет, — перебиваю я, — она исключается тоже.
— Ты что, телепат? Она его ближайшая связь, мы просто обязаны проверить. Ариф!
Подошел Асад-заде. В его практике это был первый серьезный обыск, и вид у него был совсем обескураженный.
— Готовь постановление на обыск у Огерчук.
— А заодно у коменданта и соседей Гандрюшкина.
— Комендант и сожительница — не
— Не сожительница, а порядочная женщина. Ей же не восемнадцать, чтобы ложиться в постель с печатью в паспорте. Она хотела создать семью и обманулась, ее обокрали так же, как и других потерпевших.
Асад-заде писать постановление не торопился, словно ожидая, за кем останется последнее слово.
Оно осталось за Ратом:
— Зря мы спорим. И дело не в твоей психологии. Все равно прокурор не согласится. Он и про этого сказал, чтобы отпустили, если ничего не найдем, ты же слышал.
Это уже относилось к Арифу, и он с облегчением кивнул. Еще бы! Ему не пришлось принимать решения, а я по себе знаю, как это бывает трудно — и не только на первом году службы. Ведь обыск — оскорбление. Для того чтобы нанести его, надо быть уверенным в своей правоте. Но Ариф напрасно радуется. Как и я когда-то, он еще не понимает, что получил всего лишь отсрочку, что скоро он столкнется с необходимостью самостоятельно принять решение и нести за него ответственность. Может быть, в этом трудном умении заключается один из признаков профессионального мастерства — милицейского или любого другого.
Рат выглянул в коридор и пригласил Гандрюшкина. На столе уже лежала разная мелочь, отобранная у того по протоколу задержания.
— Распишитесь в получении, — предложил Асад-заде, — и можете идти.
Гандрюшкин не спеша вывел подпись, высморкался, произвел наш групповой снимок с максимально открытой диафрагмой. Он проделал все это молча, но с таким достоинством, будто сама оскорбленная добродетель выговаривала нам за него: «Вот видите, как все обернулось, а вы сомневались... ай-я-яй, товарищи». Но товарищи не сомневались ни раньше, ни теперь, поэтому Рат сердито сказал:
— За нарушение паспортного режима будете оштрафованы в административном порядке.
Мухомор склонил шляпку набок:
— С усердием прошу размер налагаемого штрафа согласовать с крайне бедственным материальным положением.
От такого наглого фарисейства Рат позеленел, повернулся ко мне:
— Я тебя прошу, по-интеллигентному, вежливо объясни ему, что нам некогда.
Меня не надо упрашивать, и я сурово произношу цитату из Фенимора Купера:
— Бери свое, гурон, и уходи!
— Прошу не оскорблять, буду жа...
Рат посмотрел на него своим стокилограммовым взглядом, и жалоба застряла в горле. Гандрюшкин быстренько собрался и исчез.
Теперь предстояло еще одно «приятное» дело: подробно доложить обо всем Шахинову. Да еще перед самым его отъездом на трехдневный семинар. Однако в кабинете мы застали и Турина и поняли, что
Несколько минут стояла гнетущая тишина. В кабинете у Шахинова она бывала особенно неприятной.
Рат поежился, неопределенно сказал:
— Да, поторопились.
В это время, по-строевому чеканя шаг, вошел и застыл по стойке «смирно» участковый инспектор капитан Маилов.
Шахинов пожал плечами.
— Сядьте!
Все остальное он говорил в обычном спокойном тоне.
— Время шагистики прошло даже для армии. И там, и у нас нужны в первую очередь специалисты. Если ракетчик не сумеет быстро и точно выполнить приказ, грош цена его умению вытягиваться в струнку. Как бы вы передо мной сейчас ни маршировали, приказ о выявлении посторонних лиц вами не выполнен: в течение двух недель на вашем участке проживал преступник и безнаказанно совершал кражи. Государство доверило нам спокойствие города, в этой ответственности само по себе заключено уважение. Его не прибавится, если подчиненные будут есть глазами начальство, но мы его лишимся вовсе, если, соблюдая формальную дисциплину, будем наплевательски относиться к служебной. И пожалуйста, не поддакивайте. При обсуждении служебных вопросов вы можете соглашаться или спорить, а теперь в вашем одобрении нет никакой необходимости.
Шахинов никого не распекал в присутствии третьего лица, тем паче третьих лиц, но сегодня он изменил своему правилу. Я понял, что это сделано умышленно, когда без видимой связи с предыдущим он в заключение сказал:
— Время бездумных исполнителей прошло. Регулировщики с дипломами ненужная роскошь, их может заменить автомат. Только творческий подход к делу обеспечит рентабельность каждого из нас в обществе, строящем коммунизм.
Когда участковый вышел, Шахинов без тени упрека обратился к нам, словно продолжая утренний разговор:
— Надо хорошо продумать, как все же поступил Гандрюшкин. Я подумаю в дороге, а вы здесь. У вас фора, — улыбается он одними глазами, — все под боком, даже потерпевшие, если понадобится вернуть вещи. В общем, порознь или вместе, но надо думать.
Вместе у нас ничего не получилось. Рат, как это часто бывает, из состояния «оперативной горячки» впал в апатию; Турин привык мыслить несоразмерными с ничтожным Гандрюшкиным категориями — все равно что из пушки по воробью палить, да еще холостыми зарядами; мы с Арифом попробовали, но ничего путного из этого не вышло.
Ровно в шесть я сказал Рату, что Гандрюшкин мне глубоко антипатичен, настолько, что я и думать о нем не хочу, а хочу обедать и ночевать сегодня дома.
Меня не встретили овациями за то, что ночевал я вне дома, но разводиться со мной не собирались, и проблема: работа или семья, прошу прощения у героев «милицейских романов», у нас начисто отсутствовала.
На меня поворчали, зато тут же накормили горячим обедом, а домашний обед — это вам не столовая.