Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов
Шрифт:
Моряки засмеялись. Когда смех утих, матрос с фарфоровой трубкой сказал:
— Русские могут не только с парусами управляться, они своего царя сбросили, а он у них сидел как принайтованный и, говорят еще, к тому же родственник нашему Жоржу,
— Георгу Пятому, — поправил матрос с торгового судна, — у нас о короле надо говорить почтительно, здесь не Россия.
— Я с полным почтением отношусь к Жоржу, а вот тебя почему-то хочется трахнуть под нижнюю челюсть.
Их помирили без особого труда, и разговор продолжался, но теперь уже о судьбе русского царя и его родственных отношениях с Георгом V.
Щеголь с торгового корабля сказал:
— Наш король не может допустить,
— Ну конечно, — матрос с трубкой подмигнул. — Плохой пример. Боится, как бы мы что-нибудь не предприняли в этом роде.
Кто-то понимающе усмехнулся в ответ, кто-то кивнул, а молодой матрос сказал:
— Короля не следует задевать.
— Кто его задевает, просто жаль беднягу. Незавидное у него положение. Сидит как сыч в своем Букингемском дворце, в паб ему пойти нельзя, с девочками потанцевать тоже не разрешается. Кислое дело. А тут еще с родственниками неприятности.
Вокруг засмеялись и, тут же забыв о короле, несколько минут смотрели молча, как вспыхивали на солнце и свертывались паруса на реях русского клипера.
— Все! Просушили парусину, — сказал матрос с трубкой.
Никто не расходился, так как вскоре от борта клипера отвалил вельбот и, дружно подгоняемый на диво тренированной командой гребцов, помчался к берегу. Подошли еще моряки и несколько рабочих из доков и принесли свежие новости о русском клипере. Каким-то путем стало известно, что «Ориону» запрещен выход из порта.
Эта весть вызвала общее возмущение.
— Как! Не пускать корабль на родину, когда там революция! — воскликнул моряк с трубкой. — Между прочим, кое с кем из этих русских я встречался, — доверительно сообщил он, — парни рвутся домой.
— А груз-то у них знаете какой? — с отчаянием в голосе спросил старый моряк и был наконец вознагражден всеобщим вниманием. — Оружие у них в трюмах. Мне говорили знакомые грузчики. Вначале клипер намеревались направить во Францию, да раздумали. Сейчас, говорят, целая эскадра готовится к походу в Россию.
— Тем более! — моряк выхватил «сирену» изо рта и потряс ею над головой. — Наши лорды испугались, что винтовки попадут в руки большевиков.
Высокий тощий моряк подошел к матросу с трубкой и положил ему руку на плечо. Он все время как-то безучастно присутствовал в толпе, ни разу не улыбнулся, и только иногда в его глазах мелькали любопытные искорки и тут же гасли.
— Идем, Гарри, под крышу, а то я весь просох на солнце, да и сквозняком прохватило.
— Погоди, Арт. Сейчас, — сказал матрос с трубкой. — Как будто они идут к адмиральской пристани. Хотелось бы мне посмотреть, как лорд-капитан будет выворачиваться наизнанку, когда его русские припрут к самому фальшборту. Все-таки союзники. На них вся война на суше держалась. И вдруг арестовали! Ты прав, Арт. Пошли обсудим это дело за кружкой пива. В ночь отходим. Через три часа надо быть на «Грейхаунде». Когда теперь еще посидим в пабе да потянем холодного пивка...
«Орион» был еще совсем новым кораблем. Его построили только перед самой войной в одном из доков Портсмута. Несколько лет клипер служил учебным судном, на нем проходили практику гардемарины — выпускники Морского корпуса, а после больших потерь в торговом флоте им стали пользоваться как транспортом для перевозки военных грузов. Он мало чем уступал знаменитым «чайным клиперам», а по маневренности превосходил их, так как на нем установили паровую машину.
«Ориону» везло. Он ни разу не повстречался с немецкой подводной лодкой, хотя совершил несколько рейсов между британскими и французскими портами, ходил и в Америку по самым опасным морским дорогам, где сторожили немецкие субмарины. Новый рейс предполагался во французский порт Брест. «Орион» взял полный груз для русского экспедиционного корпуса во Франции. В это время резко изменилась политическая обстановка. Революционная Россия вышла из войны. Командир клипера капитан второго ранга Воин Андреевич Зорин обратился с рапортом к начальнику Плимутского порта адмиралу сэру Эльфтону, требуя разрешения вернуться на родину. Адмирал долго тянул с ответом, наконец прислал распоряжение немедленно сдать груз в Плимутской военной гавани и ждать дальнейших указаний. На это командир клипера ответил, что за груз, находящийся в трюмах «Ориона», заплачено русским золотом, и клипер принадлежит России, какая бы власть в ней ни существовала, и он, командир, требует, чтобы ему не чинили препятствий при выходе из порта.
Прошли две томительные недели, и адмирал прислал ответ, в котором со сдержанной яростью писал, что транспорт «Орион» по соображениям, связанным с войной и обязательствами союзников, временно задерживается в порту Плимут, о чем уведомлено русское военное министерство (которого уже не существовало) и на что получено его согласие. При изменении обстановки в британских водах, а также в водах Северной Атлантики транспорту будет дано разрешение покинуть Плимут с надежным эскортом (явный намек на то, что «Орион» включен в экспедиционный корпус).
Получив эту бумагу, командир, пользуясь хорошей погодой, провел парусное учение и вместе со своим старшим офицером отправился в Плимут к адмиралу сэру Эльфтону, чтобы потребовать немедленного разрешения покинуть порт.
Большинство матросов и офицеров с нетерпением ожидали возвращения вельбота, но внешне каждый в меру сил и характера старался не проявлять своих чувств. Вахтенный офицер мичман Стива Бобрин, или «белобрысенький», как его звали между собой матросы, с подчеркнуто равнодушным видом ходил по шканцам, поглядывая на старую крепость и парк. За парком стоял дом, где жила Элен — продавщица из магазина перчаток. Сколько перчаток накупил Стива! Теперь он мог не заботиться о них всю жизнь. Стива был не прочь и дальше поддерживать торговлю отца Элен, и... пожалуй, он был одним из немногих, кто не отказался бы еще постоять в Плимуте.
Козырнув вахтенному офицеру, прошел старший боцман. Павел Петрович Свиридов обходил корабль, осматривая его после учений. Хоть он и знал, что все сделано «по чести», но усидеть в своей каюте не мог. Хотелось отвести душу с матросами, поговорить о доме, ругнуть английские порядки. А потом вдруг, не дай бог, какая оплошность! Нет! Такого боцман не мог допустить, да еще в чужой стране. Свиридов считал, что «клиперок» — частица России. И уж она-то, эта частичка его родины, здесь, на чужбине, должна выглядеть в полной форме.
Пышноусый, приземистый, с непомерно широкой грудью, на коротких кривоватых ногах, боцман словно катился по палубе. Он с озабоченным видом поглядывал на матросов, не спеша заканчивающих приборку палубы, драивших медные пластины на ступеньках трапов, поручни, укладывающих концы в красивые бухты или уже закончивших приборку на своем участке и теперь «точивших лясы». Заметив такую праздную группу, боцман окидывал ее молниеносным натренированным взглядом из-под нависших бровей, а заодно и всю окрестную палубу, ухитряясь увидеть на ней все до мельчайших подробностей, и по его широкому медно-красному лицу, выдубленному ветрами и солнцем всех широт, мелькало что-то похожее на улыбку. Полнее выказывать свое расположение Павел Петрович считал недопустимой слабостью, которая может плохо повлиять на его матросов и даже привести к самым ужасным последствиям.