Приключения 1974
Шрифт:
— Когда она была?
— Месяца два... Да, точно, два месяца назад.
— Вы имеете в виду чемпионат мира?
— Конечно. Когда пороховой дымок над Блэк Каньоном рассеялся, оказалось, что наши мальчики утащили оттуда почти два десятка золотых и почти столько же серебряных медалей...
Бочаров увлекся рассказом об Америке. Алексей хотел перебить его, но потом передумал. «Информация лишней не бывает!» — вспомнил он завет Стукова. Неожиданно Бочаров сам прервал свой монолог.
— Я не следователь. Потому могу, наверно, утверждать нечто с меньшим основанием и
— Отнюдь нет, — Алексей откликнулся как эхо. — Более того, ваше заявление весьма интересно. Пожалуй, вы единственный, кто что-то утверждает конкретно...
— Не утверждаю, а высказываю предположение! Прошу принять с поправкой, — шутливо закончил он.
Оба рассмеялись.
— А в каком состоянии интервью с Мамлеевым о Родони?
Бочаров пожал плечами.
— Я выполнил свой долг перед Александром. Материал сделан и сдан в редакторат. Добавлю врезку о смерти, и последний разговор будет рассматриваться как добрая память о парне.
— Неплохая идея, — согласился Воронов.
Проговорили еще полчаса и Алексей убедился, что Бочаров человек действительно толковый. И Воронов решил заручиться согласием Сергея помочь следствию в случае, если понадобится какая-то специфическая информация.
— Не возражаю. Боюсь только, что вы сами не согласитесь, — сказал Бочаров, когда они вновь вышли во двор из подъезда редакционного здания.
— Почему же? — поинтересовался Воронов.
— Инициатором шуточки с Прокофьевым в свое время по зеленой глупости был начинающий спортивный журналист Сергей Бочаров.
Самолет нещадно бросало, словно его испытывали на прочность. Воронов вообще относился к авиации с опаской и недоверием, предпочитая капитально расположиться в купе скорого поезда. Но тут был особый случай: счет времени шел на минуты. Рейс был поздний. Самолет прибывал в Минеральные Воды по расписанию в час ночи, но, судя по тому, как далеко начинали обходить грозовой фронт, опоздания не миновать. Если прибавить задержку во Внукове, как раз и получится, что он может не успеть к началу охоты.
Пожалуй, он никогда не летал на охоту так далеко, так спешно да еще без всякой амуниции. Когда после обеда он доложил вышедшему на работу начальнику отдела обстановку, тот самым заинтересованным образом выслушал, одобрил и, главное, поддержал все более выкристаллизовывавшуюся версию с чужим патроном.
Воронов сделал тщательный подсчет боеприпасов, привезенных в последний раз Карди, и его насторожило несоответствие количества. По прикидке оказывались лишними две пачки. Целых пятьдесят патронов. Последние три дня он только и делал, что разбрасывал по клеточкам разграфленного листа номера пачек с патронами да стрелкой отмечал пути, от кого к кому они ушли.
При последнем разговоре Глушко рассказала, что Мельников требовал назад пачку патронов, которые, по словам Глушко, он якобы ошибочно отдал ей. И когда она объявила, что передала эту пачку Иосику, Мельников взорвался. Он требовал, чтобы Глушко
«Правильно. Нужно, — рассуждал Воронов. — Но почему именно эта пачка так необходима Мельникову?»
Мельников был куда спокойнее в других случаях, когда нервничал Воронов, понимая, что с каждым днем патроны расплываются и все меньше шансов собрать остатки.
Иосик не отрицал, что пачку действительно отдала ему Глушко. Не отрицал и то, что патроны продал Савельеву, который уезжал на охоту в Нальчик и хотел пополнить свой боезапас.
Домашний телефон Савельева долго не отвечал, пока однажды тихий старушечий голос не объяснил, что Андрей Семенович улетел сегодня утром на Кавказ. Вот почему Воронов оказался в этом самолете. Завтра начиналась охота, и, если она будет удачной, Воронов недосчитается многих зеленых цилиндриков.
Самолет пошел на посадку в начале третьего ночи. Воронов был измотан не только болтанкой и ночным перелетом, но и той вынужденной в дороге работой мысли. Тревоги сменяли одна другую. Вдруг Савельев уже на охоте и совсем не на Белой речке, а в последнюю минуту передумал? Вдруг он истратил эти патроны раньше или уступил их кому-нибудь из своих многочисленных знакомых?
У трапа его никто не встретил, но едва он вошел в забитое людьми здание аэропорта — погода здорово перетряхнула утвержденное расписание, — динамики встретили его дружным приветствием.
«Пассажира Воронова, прибывшего рейсом 776 из Москвы, просят зайти в комнату дежурного по аэровокзалу».
В комнате его ждал капитан милиции.
— Капитан Савченко. Как долетели, товарищ лейтенант?
— Извините, что заставил ждать. Авиация! — Воронов виновато развел руками.
Савченко понимающе улыбнулся.
— Машина ждет. Установлено, что профессор Савельев на Белой речке. Охота назначена на завтра, — он поправился, посмотрев на часы, — на сегодня! Выезд в шесть.
От аэродрома до Белой речки оказалось подать рукой — километров десять. Через минут двадцать, заложив несколько лихих виражей на поднимающейся серпентиной дорожке, «Волга» замерла у входа в большой, альпийского типа охотничий дом. Все окна глухо темнели, лишь одно освещалось настольной лампой. У входа их встретил высокий, грузный мужчина в охотничьей куртке и сапогах.
— Начальник хозяйства Шота Лабжанидзе, — произнес он с грузинским акцентом. — Прошу вас. Комната приготовлена.
Они вошли в большой холл, в центре которого стояло огромное чучело кавказского зубра и висели по стенам отлично выделанные головы туров, косуль и оленей.
— Скажите, Савельев сегодня не стрелял?
— Нет. Сегодня легли поздно. Андрей Семенович к нам часто заезжает. Дорогой гость. Было что вспомнить. Он нашего бухгалтера, можно сказать, от смерти спас. Великий хирург! — Спохватившись, что говорит лишнее, спросил: — А вы с нами завтра в горы пойдете? Мы на всякий случай экипировку приготовили.