Приключения 1977
Шрифт:
Впереди показались небольшие темные пятна.
«Покровские хутора», — догадался Федор.
— Ну, счастливо вам! — пожал каждому руку Баранов. — Это, — положил он руку на плечо своему спутнику, — наш товарищ, надежный. Он доставит куда надо…
Комендант повернул обратно, к «Дельфину», а остальные двинулись за проводником, прямо на юг, как определил по звездам Бакай.
«В Покровку, — подумал он. — Только оттуда можно выйти в море…»
— Товарищи, быстрее, — поторопил проводник, — сегодня нам надо выйти…
И путь до Покровки неблизкий, верст с десяток наберется, да и дорога — сыпучий песок. В нем вязнут,
И вдруг кнутом стеганул громкий шепот проводника:
— Ложись!
Растянулись темные пятна на белом песке, затаились: укрыться негде — ни деревца, ни кустика. Только кое-где торчит жесткая, похожая на осоку трава.
Послышался приглушенный песком цокот копыт — разъезд. Неожиданно совсем рядом вспыхнул огонек — кто-то чиркнул спичкой. И сразу же окрик;
— Прекратить!
— Что такое?
— Смерти захотел? Они, брат, всегда начеку, шарахнут из шестидюймовки, тогда будет, что такое…
Федор обрадовался: боятся, сволочи.
А тот, что чиркнул спичкой, не унимался!
— На отвоеванной земле…
— На отвоеванной… На днях здесь был оставлен корректировочный пост, так потом и места не нашли, где он находился…
Черные силуэты конников на фоне звездного неба проплыли совсем рядом, и, когда дни скрылись, проводник вскочил первым:
— Поторапливайтесь, товарищи, как бы не опоздать…
Опять старичок начал отставать.
— Давайте я вам помогу… Или хотя бы котомку понесу…
Старичок упрямо замотал головой. Впрочем, котомку он вскоре отдал своему спутнику.
Начал уставать и Федор; судя по звездам, уже за полночь, значит, часа два тащатся по песку. Но вот прохладой потянуло, даже плеск волн донесся.
— А где же село? — спросил Федор проводника.
— Мы правее вышли… Тут камыши, как-то спокойнее…
И действительно, показалась темная линия камышей, а за ней более светлое, чем земля, море. Увидел его Федор — и усталости словно не бывало.
А проводник отыскал тропинку, пошел вперед, раздвигая камыши. Все гуськом за ним. Старичок последним.
«Надежно спрятана лодка», — подумал Бакай.
Вот и она.
— Помогите-ка! — сказал рыбак, упираясь в борт.
Общими усилиями потащили дубок — так в этих местах называют большие парусные лодки — по мели, и было слышно, как шуршит песок под килем. Мель тянулась долго, но вот дубок закачался на глубокой воде.
— Садитесь! — предложил рыбак и сразу же начал устанавливать мачту.
— Помочь? — спросил Федор.
— Давай парус поднимем…
Начали тянуть за веревку, и поползло вверх латаное-перелатаное полотнище. Сначала оно висело неподвижно, потом захлопало, словно крылья вспугнутой птицы, и вот набрало ветер. Дубок накренился и ходко пошел вперед, оставляя за собой мерцающий холодным огнем след от потревоженных ночесветок.
— Отдыхайте, товарищи!
Федору сначала показалось, что он не хочет спать, но легкое поскрипывание мачты, дробный стук мелкой волны о борт сразу же стали навевать дрему, да и усталость брала свое, и вскоре он провалился в глубокий сон. А спутники его еще раньше заснули. И остался бодрствующим только рыбак на корме. Придерживая румпель руля, он вел дубок вперед только одному ему известным курсом, определяя его только одному ему известным способом.
К ЧУЖИМ БЕРЕГАМ
Под утро стало прохладнее. А так как путешественники порядком вымокли, вытаскивая дубок на мелкое место и укрывая его камышом, то у каждого было на уме одно — согреться бы. И когда улеглись на разостланный на песке парус, то невольно прижались друг к другу да еще кое-как укрылись оставшимися концами брезента.
Но вот над камышами поднялось солнце, высохла роса на парусе и на песке. Пригревшись, все невольно задремали.
Солнце поднималось все выше и выше и начало ощутимо припекать. Первым встал с паруса старичок, за ним Алеша, начали искать место попрохладнее.
— Товарищи, нам надо затаиться, берег тут недалеко, а на нем частенько разъезды бывают, — предупредил рыбак.
— А где мы?
— На острове Долгом.
«Недалеко ушли», — подумал Федор, и как-то так получилось, что парень со старичком уселись вдвоем, а Федор очутился рядом с рыбаком.
Сейчас он смог его хорошо разглядеть. Невысокий, кряжистый и, видать, обладает недюжинной силой: бугры мускулов так и ходят под домотканой рубашкой. И лицо, и шея, и открытая грудь рыбака до черноты пропечены солнцем и солеными ветрами, только в углах глаз остались светлые, незагоревшие лучики от постоянного прищура, да волосы в отличие от кожи сильно выгорели и стали словно льняные. Выгоревшими казались и светло-голубые глаза.
Хотя Федор и знал, что этого делать не следует, но спросил:
— Как вас хоть звать-то?
— Семеном…
— Местный сам?
— Откуда же мне взяться? Конечно, местный. Чужой-то здесь уж очень заметен будет…
И добавил, помолчав:
— Да и заблудиться можно среди этих кутов, мелей и островков…
— Вы вокруг Тендры ходите? — поинтересовался Федор и как-то машинально приподнялся, чтобы посмотреть, а что же делается в заливе. И хотя рыбак тут же дернул его за пиджак со словами: «Садитесь!», но Федор успел заметить, что пробраться вокруг Тендры не очень-то просто. У оконечности косы стоит дредноут «Воля», близ затопленного броненосца «Чесма» — крейсер «Кагул», рядом с ним канонерская лодка, а ближе к Очакову застыли на неподвижной воде два трехтрубных миноносца — старые знакомые «Живой» и «Жаркий». Да и еще видны какие-то буксиры, шхуны, катера.
А солнце пекло все сильнее и сильнее. Высокая стена камыша не пропускала ни дуновения ветерка, ни прохлады моря. На небольшой песчаной поляне стало душно, все тело покрылось испариной, в горле пересохло, язык, казалось, распух, заполнил весь рот и стал шершавым.
Федор знал, что в баркасе есть анкерок — небольшой бочонок с водой, но он не хотел идти к нему — не удобно было прикасаться к воде без разрешения рыбака. И потом, кто знает, что предстоит впереди, — нужно держаться.
Почти сутки не ели; ночью не до того было, а днем, в парной духоте мысль о еде даже и не возникала. Но теперь жара спала, потянуло прохладой, от ветра зашелестели жесткие, словно вырезанные из железа, листья камыша. И когда Семен разложил на куске парусины зеленые пупырчатые огурцы, налитые огненным соком помидоры, круто просоленное серой солью сало, пластованную, с янтарными каплями жира рыбу, да еще зеленый лук, чеснок, укроп, молодую, по-видимому, вчера сваренную картошку, у Федора слюнки потекли.