Приключения 1979
Шрифт:
Ей вспомнилось, как легко и просто собиралась она на работу раньше, когда работала на кирпичном заводе. В какую рань вставала! На ходу одевалась, чай пила — и на смену. Бывало, намотается за день, натаскается, руки болят, а на душе спокойно. Примет душ — и домой шагает человеком. И на заработок не жаловалась, хотя денег лишних не было. А что сейчас? Подошла к зеркалу и поразилась происшедшей в ней перемене. На нее глядело усталое, как будто чужое, лицо. Под глазами синие овалы, губы тонкие, с фиолетовым оттенком. Обозлилась на себя: денег на питание не жалеет, продукты лучшие берет,
Сегодня почему-то волновалась больше обычного. Мучило ее какое-то непонятное предчувствие. «Может, не брать?» От этой мысли она вздрогнула и в нерешительности остановилась посреди комнаты. От неприятной слабости закружилась голова, часто-часто забилось сердце. Чтобы как-то успокоиться, отпила прямо из носика заварного чайника несколько больших глотков, вытерла полотенцем неожиданно вспотевшие ладони, глубоко выдохнула. «Ну что зря психуешь?! — успокаивала она себя. — Все нормально, не раз ходила...»
Перед выходом снова подошла к трюмо. Тщательно себя осмотрела, поворачиваясь перед зеркалом, перекладывала сумочку из одной руки в другую, вешала на согнутую, пробовала держать на вытянутой, — кажется, все в порядке. Сумочка была легкой, а понеси по улице — тяжелеет с каждым шагом, к концу пути как камни несешь...
Стало душно. Посмотрела в окно, вроде во дворе подозрительных нет. На цыпочках подошла к двери. Прислушалась: по лестнице удалялись шаркающие шаги. Откинула цепочку и тихо заскользила по ступенькам вниз.
«Сидят или нет? Так и есть — сидят!» — со злостью подумала она.
Во дворе за столиком, около детской площадки, сидело пять старух. Они как по команде повернули головы в сторону хлопнувшей двери подъезда и с интересом рассматривали, кто идет. Вот от безделья сейчас начнут судачить. Все-то они видят, обо всем догадываются. Мимо них нельзя проскочить на улицу незамеченной. Глуховатую тетку Фросю клюшкой толкнула бабка из третьего подъезда — мол, смотри. Та закрутила головой... Они замечают, как одета, какая походка...
«Два года живем, — разозлилась она, — а все не успокоятся, все оговаривают. Пусть не красавица, но не дурна. Достаток в доме их интересует. А я на кирпичном заводе заработала! Муж молодой? А вам какое дело? Эка беда: на четыре года старше, бывает и на десять».
По улице пошла быстро, напряженно всматриваясь в лица встречных мужчин. Опасалась, кто-нибудь следит за нею. Сколько за последние два месяца дум передумала, сколько раз во сне пряталась, бежала от них! Ноги часто не слушались, ее догоняли, хватали за руки, и от всего этого ужаса она в страхе просыпалась, тихо, чтобы не разбудить Витюху, плакала. А Витюхе с ней хорошо. Она не допекает его за каждую копейку.
Иногда она представляла, как на улице кто-нибудь подойдет к ней и спросит: «Что у вас, гражданочка, в сумочке?» А потом ехидно улыбнется. «Нет, вам меня не поймать! — думала она. — Кто вы такой, чтоб по сумкам шарить?» И пойдет дальше своей дорогой. Не имеют права обыскивать. И она торопливо шагала, шагала, будто за ней гнались.
От главного входа парка до кафе можно пройти двумя путями. Первый — от входа налево,
Путь по парку не любила, хоть он и короче. Знакомых можно встретить. Остановят, расспрашивать начнут, как и что, разглядывают: что надела? Где купила? В прошлый раз Юлька-дворничиха встала на дороге, не пройдешь. «Гдей-то сумку такую отхватила? Уж больно красива! И где только люди деньги берут?» И улыбнулась, змея, показав все свои белые зубы. Ядовитая баба, хоть и молодая!
Страшнее всего начальству на глаза попасть. Сразу про план, какая выручка, как товарооборот, отделайся от них! А не дай бог в контору заведут, сумку попросят показать...
Дорога эта не устраивала еще и потому, что проходила рядом с аттракционом, а там люди группами стоят, ходят по двое, а таких она боялась больше всего. Подойдут неожиданно, окружат, схватят — не вывернешься. Нет, здесь что ни шаг, то опасность.
На длинной скамье двое мужчин в светлых рубашках смотрели, как она приближалась к ним. «Не дай бог эти?» Захотелось повернуть в боковую аллею, но усилием воли заставила себя идти вперед, не показывать вида, что боится. Когда поравнялась с ними, один улыбнулся. «Нет, это не они! Когда человек улыбается — зла не сделает».
За двадцать минут ходьбы от дома до кафе она была измотана мыслями о возможном задержании. А как вошла в дверь, так сразу успокоилась. «Нет, нужно все бросить, так больше продолжаться не может!» — думала она, принимаясь за дела. Она вспомнила, что в прошлом году тоже баловалась с коньяком, страху натерпелась, слово давала — к кафе близко не подходить. А время прошло, вроде все позабылось. С Витюхой хотела поговорить, да какой он советчик! А весной директор позвонила и попросила лето поработать в кафе.
А тут еще напарница про Глашку Носову рассказала. Приехала та в деревню — и давай важничать. Снег до колен, тропинка в деревне не асфальт в городе, а она в новых туфельках, в шубе каракулевой с воротником голубой норки. Все деревня глазела. Бабка Дуня-колдунья хоть и стара, а тоже из дома вылезла. Она возьми и скажи: «Глашка, хворь, чай, так можно ухватить!» Будет Глашка ее слушать, рукой махнула и пошла. Сами с усами, знаем, что делаем. А слово бабки раньше било прямо в душу, глаз — косой, рот — кривой, молвит что — жди беды. Сына на войне убили, может, из-за того вещуньей сделалась.