Приключения 1979
Шрифт:
Сын мелкого торговца из Карлсруэ, Лоссберг в 1935 году поступил на русское отделение Мюнхенского университета, где всерьез занялся языком. Это, однако, не мешало ему участвовать и в нацистских сборищах, и в арестах коммунистов. Но, сняв коричневую форму, он до рассвета засиживался над учебниками. С педантичностью, присущей немцу, грыз гранит науки.
Практическую пользу своей линии Лоссберг ощутил довольно скоро. Когда с третьего курса студентов стали призывать на военную службу, он без труда получил теплое местечко в иностранном отделе абвера. В Берлине, в уютных кабинетах управления адмирала Канариса, он изучал
Настоящая работа началась в 1939 году в Польше. В боевых группах абвера Лоссберг и заработал офицерский чин. А после создания в Кракове так называемого «Повстанческого штаба украинских националистов» перед начинающим абверовцем открылись широкие перспективы — работа в учебных лагерях для украинцев. Эти диверсионные центры были созданы в ряде городов Польши и Чехословакии. Нет, он, Лоссберг, ни на секунду не преувеличивал своей роли в большой игре. Тем более что в Польше начальник отдела «Абвер-2» заметил его и обещал проследить за его работой, а следовательно — и продвижением.
Обер-лейтенант сладко потянулся и открыл глаза. Вилли Шмундт взахлеб расписывал шоферу богатства России и красоту «руссиш фрейлейн» — он уже бывал в Советском Союзе в качестве переводчика на строительстве тракторного завода на Волге.
Гейнц уселся поудобнее и с брезгливой благосклонностью продолжал слушать болтовню попутчиков.
Сенько запер сейф и, козырнув часовому, вышел на улицу. Сергей Михайлович не заметил, как подошел к дому. Уже достав ключи, вдруг круто развернулся и быстро зашагал к небольшому особняку в конце улицы. Окно на втором его этаже еще светилось — значит, бригадный комиссар Иван Федорович Скобель не спал.
Примерно через час Сенько и начальник политотдела вновь возвратились в штаб корпуса. А минут через двадцать-тридцать сюда были вызваны и другие оперработники отдела. Ставя перед ними задачу, Сенько уловил недоуменные взгляды: к чему такая спешка?
Но приказ есть приказ. И в два часа ночи, когда на востоке еще не прорезалась первая предрассветная полоска зари, к домам учителя Буцько и ксендза Фыда подошли чекисты.
На аэродроме Гроссенхайн творилось что-то невообразимое. Лоссберг увидел, как из только что подрулившего к стоянке «юнкерса» вылезли летчики и тут же попали в объятия обезумевших техников, а еще через секунду десятки рук подбросили их в воздух. В это время к стоянке подошел начальник отдела «Абвер-2» полковник Лахузен.
— Господа! Солдаты и офицеры! — голос его звенел. — Вы являетесь свидетелями выдающегося исторического события. Час назад фюрер начал войну против большевистской России! Летчики, которых вы сейчас видели, — первые герои рейха! Они уже показали большевикам силу германского духа и оружия.
Обер-лейтенант внимательно слушал полковника Лахузена. Тот перешел уже к делу, ради которого все они собрались сейчас на этом аэродроме. Значит, Вилли Шмундту и его группе надлежало высадиться южнее местечка Яворов Львовской области. Их задача — взорвать железнодорожные мосты на участке Львов — Перемышль, вывести из строя линии связи и сеять панику среди мирного населения. Взвод Вилли составляли эмигранты из Прибалтики, польские уголовники и шесть украинских националистов из организации Степана Бандеры.
«Работу»
У абверовца все складывалось пока как нельзя лучше. Приземлился он благополучно. Выйдя затем на дорогу Стрый — Дрогобыч, остановил подводу, запряженную парой добрых коней, и попросил возницу подвезти его.
В городе грохотали взрывы, в некоторых местах полыхали пожары. Крики, детский плач неслись отовсюду,
Войск почти не было видно — только изредка промчит полуторка с бойцами. Зенитчики вели по самолетам редкий и, как отметил Лоссберг, неприцельный огонь.
На одной из центральных улиц вой пикировщика заставил обер-лейтенанта ничком упасть на мостовую. Взрыв оглушил его. И тут леденящий, как стальное лезвие, ужас пригвоздил абверовца к земле. Не было сил даже отползти куда-нибудь в укрытие. С трудом переждав налет, на подгибающихся от страха ногах, с мыслью, что может погибнуть от своих же бомб, он пошел по нужному адресу.
У Лоссберга не хватило сил оказать сопротивления, когда в доме Фыда вместо знакомого ему по фотографии святого отца ему встретился запыленный, с окровавленной повязкой на голове сотрудник отдела контрразведки корпуса политрук Николаев.
Ксендз Фыд открыл дверь сразу после первого звонка, как будто всю ночь только и ждал визита контрразведчиков. Когда ему предъявили ордер на обыск, он не возражал и только отошел к распятию и начал вполголоса молиться. Обыск не дал результатов, и ксендз открыто злорадствовал. И вдруг внимание Сенько привлек молитвенник, который Фыд не выпускал из рук. Показать книгу пастор категорически отказался.
Святая книга оказалась со шпионскими записями. На ее полях бисерным почерком сообщались данные, характеризующие высший и старший командный состав корпуса, с указанием фамилий, имен, домашних адресов, деловых и политических качеств, наклонностей. В молитвеннике значились наименования всех населенных пунктов и улиц, где располагались штабы соединений и частей корпуса, казармы, места укрытия боевой техники, складов с боеприпасами и горючим, даты поступления новых танков. Обыск продолжался. Ксендз как будто закостенел в кресле. И вдруг он встрепенулся. Мелко задребезжали стекла, потом, все больше ширясь и усиливаясь, комнату заполнил непонятный гул. Еще минута — и ночную тишину на десятки километров окрест нарушили первые разрывы авиабомб.
Буцько и Фыд показания давали обстоятельные. Оба они начали работать на немецкую разведку с первых дней вступления Красной Армии в западные области Украины. Буцько по приказанию руководства организации украинских националистов, а ксендз — после знакомства с майором абвера Линцем. С ним он встретился на рождественские праздники в 1939 году в Кракове, куда думал перебраться навсегда после прихода в его город Советов. Линц убедил святого отца не покидать насиженных мест — большевикам жить осталось недолго. Взвесив все «за» и «против», Фыд возвратился в свой город. За собранными данными к нему и Буцько дважды в год немецкая разведка присылала своего курьера.