Приключения 1985
Шрифт:
Мать Ивана в растерянности смотрела на девушку. Заговорила голосом, похожим на стон:
— У-у, анафема! Вот ведь сети-то как расставляет…
Обхватив голову руками, долго раскачивалась на лавке. И тихо, просительно сказала:
— Не надо, Аннушка, не согласимся мы на свободе жить… такой ценой…
— Я Ивашку люблю! — всхлипнула Анна. — Каково-то мне по земле ходить, коли он цепями звенеть будет?.. — И безутешно зарыдала.
На краю обрыва стояли четверо: Жиляй с веревкой на шее, но с развязанными руками, двое вогулов, вооруженных
— Зря, ой зря фузею оставил, — укоризненно глядя на вогула, доставшего его из ловчей ямы, говорил Жиляй. — У Ивашки-то ведь добрая оружья, тоже немцем дадена…
— Почему сразу правда не говорил? — упрекнул тот.
— А ты спросил? Я ж толковал: дело важное.
Шаман с непроницаемым лицом смотрел вдаль, будто вовсе не слыша эту перебранку. Отсюда, с большой высоты, было видно, как по расстилающейся внизу таежной растительности, по ржаво-зеленым плешинам болот и крутым лбам сопок медленно ползут тени облаков. По зеленому коридору листвы и хвои, протянувшемуся между двумя болотами, то и дело прокатывались волны — крепкий ветер, вырываясь из распадка между горами, порывами обрушивался на тайгу.
— Лук, однако, лучше, — бесстрастно сказал второй из вооруженных вогулов и искоса глянул на шамана.
— А может, он давно под какую-нибудь каверзу вашу угодил? — предположил Жиляй после недолгого молчания. — Хитер, хитер парень, а с вашими затеями поди совладай… Ладила баба в Тихвин, а попала в Ладогу…
— Много говоришь, — не поворачиваясь к Григорию, произнес шаман.
Тот пристыженно кашлянул и тоже стал смотреть вдаль.
— Эйе! — удивленно воскликнул вогул-смотритель западни. — Трое идут!
— Где? Не вижу ничего, — забеспокоился Жиляй.
— Трое, — подтвердил другой вогул и снова воззрился на шамана.
Наконец и Григорий увидел три точки, движущиеся одна за другой по болотистому редколесью. Они приближались к концу зеленого коридора, сжатого двумя болотами.
— Э, да тут луками-то, чай, не обойдешься. А ну как у них у всех ружья?
Шаман тоже обеспокоился. С лица его словно бы слетела маска возвышенного презрения ко всему мирскому. Он сложил руки на груди, нахмурился. Чеканя слова, заговорил:
— К Золотой Баба идут… Правду сказал… Правда, что убить хотел… Как теперь делать будешь?
— Ума не приложу, — униженно глядя на него, ответил Жиляй. — Где же двоим с тремя справиться? Они, вишь, какие — не клади палец в рот, все ваши хитрости обошли…
— Тебя убить посылал… Ты думай, как… — жестко произнес шаман.
Некоторое время Жиляй растерянно глядел вниз, на волнующуюся под ветром полосу леса. Потом резко повернулся. В глазах его полыхнула радость.
— Пал надо пустить. Ветер-то от нас несет. Как раз этот колок между болотами и выжжет.
— Умный башка! — Шаман с уважительным удивлением воззрился на Григория.
Подошел к нему и полоснул ножом по веревочному ошейнику.
— Им версты три идти. Поближе будут, тогда и поджигать… Никуда не денутся голуби — слева, справа болота, а от огня не убежишь, он по такому ветру — ого-го-го как поскачет…
Иван и Алпа шли по тропе, катя впереди нового болвана. Этот выглядел попригляднее, не переваливался, как его предшественник, почивший во время камнепада.
— Видать, немного осталось, — заговорил вогул. — Отец сказывал: у самого начала гор Витконайкерас…
— А что значит это? — заинтересовался Иван.
— Скала водяной царевны…
— Кто такая?
— А та, что в озерах да в реках живет.
— Вроде как русалка по-нашему…
Впереди послышался треск. Он быстро приближался. Побратимы насторожились. Иван вскинул ружье, взвел курок и подсыпал пороху на полку.
Ломая сучья, подминая мелкие деревца, навстречу путникам огромными прыжками летел матерый лось. Увидев их, он даже не отклонился в сторону, только еще сильнее закинул голову, отягощенную гигантскими рогами, и, роняя пену с губ, промчался в нескольких саженях.
Мгновение Иван и Алпа стояли оцепенев. Когда до слуха их донесся дальний гул, они вопросительно уставились друг на друга. Но, увидев, как совсем неподалеку прошмыгнули несколько зайцев и лис, побратимы разом воскликнули:
— Пожар?!
— Удирать надо, — сказал вогул.
Иван с сожалением взглянул на болвана, потом медленно спустил курок. Втянул носом воздух и упавшим голосом подтвердил:
— Горит.
И быстрым шагом отправился назад по тропе. А через минуту они уже со всех ног бежали, не разбирая дороги. За спиной у них все нарастало грозное гудение. Языки дыма протянулись между стволами.
— Давай в сторону! Может, на болотце отсидимся, — на бегу крикнул Иван.
Алпа кивнул и стал забирать влево.
Когда они выскочили к краю трясины, дым уже клубился тяжелыми волнами. А невидимое пламя ревело и завывало на все лады.
— Топь! — обреченно сказал вогул.
И бросил в болото увесистую гнилушку. Она беззвучно погрузилась в бурую жижу. Они снова пустились бежать, то и дело оглядываясь назад. Из дымного марева один за другим вылетали огненные шары — скрученные еловые лапы, объятые пламенем.
Внезапно Иван споткнулся и с размаху полетел на землю. Руки его ушли в жидкую грязь. Алпа остановился, чтобы помочь ему встать, и вдруг заметил узкую полоску воды, сочащуюся под нависшим мхом. Показал на нее побратиму. Тот все понял без слов. Поднявшись с земли и подхватив ружье, он быстро пошел вдоль ручья.
Бочаг нашли, когда дым уже окрасился в зловещие багровые тона, когда сквозь сплошную его завесу начали там и сям пробиваться огромные языки пламени, а сверху сыпались тлеющие уголья. В этом охваченном грозной стихией пространстве небольшая ямка, наполненная ключевой водой, на поверхности которой лениво кружили хвоинки, казалась неправдоподобно спокойной. Белый песочек, устилавший дно бочага, словно бы свидетельствовал о чистоте и прохладе хрустальной влаги.