Приключения 1986
Шрифт:
— А возраст? Хотя бы приблизительно.
— На спине даже приблизительно и то не написано. Одно могу сказать: не старый, ваших лет, если позволите…
— Как он был одет?
— Знаете, какая-то куртка и джинсы. Белой краской вымазанные. Человек, скажем, работает по хозяйству дома, белит что-нибудь или красит, а тут к нему приходит знакомый экстремист, берет за горло и начинает требовать деньги…
— Почему деньги?
— Расписка, молодой человек, расписка. Вы никогда не давали в долг крупные суммы? Нет? А Слуцкий давал… И каждый раз под расписку. Так что вы думаете? Был такой случай, когда меня за это чуть не отослали
— Понятно. А что у того человека было на ногах?
— Вы полагаете модельные туфли? Как у меня? — Семен Ильич покрутил носком желтого стоптанного ботинка. — Сильно ошибаетесь. Тапочки.
— Белые?
— В белых тапочках, молодой человек, мы все будем там… — Слуцкий стоически указал на небо. — Нет, он был в обычных войлочных тапочках. На улице это бросалось в глаза…
Улучив момент, в разговор вступил Трофименко.
— А рукавиц каких-нибудь при нем не заметили? — спросил он приглушенным голосом, с некоторой долей таинственности оглядываясь по сторонам.
— Сейчас скажу, — шепотом заверил Семен Ильич, тоже оглядываясь по сторонам и отображая на челе нелегкую работу мысли. — Были! Кажется, брезентовые!
— Нет, точно?! — отпрянул Трофименко.
— У Слуцкого, между прочим, всегда все точно.
РАСПИСКА
1
«Вот оно что. Расписка! Видимо, ее искал этот Ермолай или Ерофей, черт знает, как его кличут», — размышлял Дудин, простившись со Слуцким. Он взглянул на шагавшего рядом Трофименко.
— Молодец Петр Тарасович. Ценного свидетеля откопал.
Порозовевший от похвалы Трофименко энергично закивал головой.
— Я так понимаю, надо искать среди тех, кто ремонт какой делает.
— А правая рукавица, может быть, у него потеряна. Мы на пустыре нашли одну такую. Правильно соображаешь, товарищ Трофименко. — Дудин, улыбаясь, дружески коснулся плеча участкового, — Где тут у тебя телефон-автомат?
Из ближайшей телефонной будки он позвонил Головачеву.
— Олег Федорович? Это Дудин. Удалось заполучить интересного свидетеля. Знаете, кого мы ищем? Высокого шатена в черных тапочках. Зовут Ермолай Ерофеевич…
— Шутишь, — сказал на другом конце провода Головачев.
— Шучу. А что остается делать?
— Давай пораскинем мозгами. Тебя, кстати, как мальчишки в школе звали? Особенно в младших классах?
— Меня? По-моему, Дудой, Дудариком, а когда дразнили — Дудилой.
Головачев хихикнул в трубку.
— Вот что, Дударик, приезжай ко мне. Есть несколько идей.
Собравшись втроем, они подвели кое-какие итоги. Швейцар ресторана «Юбилейный» Кургузов подтвердил алиби Чуркина. Установлено наличие некоего третьего лица (Ермолая или Ерофея), которое, как можно предположить, сыграло роковую роль в судьбе Мальцева. Укрепилось их убеждение, что Василий Савельевич был на пустыре в начале десятого, потому что от дома, где его видел Слуцкий, до гаража (Дудин проверил это) ровно двадцать пять — тридцать минут ходьбы нормальным шагом. Наконец возникла дополнительная версия о мотивах преступления: не только бриллиантовые серьги и кольцо общей стоимостью свыше трех тысяч рублей, но и расписка! А может, завладение ею и было главной целью преступника?
Высказал это мнение Дудин. На улице уже сгущались сумерки. В окнах дома напротив
— Ольга Ивановна? Добрый вечер, это опять я.
— Я вас узнала, Олег Федорович… Я только-только прибежала с работы, — ответила Мальцева.
— Вы извините, вы, наверное, еще не успели поужинать, но у меня к вам весьма важный вопрос. Припомните, муж не говорил вам, давал ли он кому-нибудь взаймы деньги под расписку. Нет? Не знаете… И в его бумагах никаких указаний на это нет?.. Что, что? Как вы говорите?
— Я говорю, Олег Федорович, — сказала Мальцева, — что, когда я просматривала бумаги мужа, на днях обнаружила еще одну пачку, то мне попался листочек… На нем была странная запись: «Ер. 3 т. Расп.»… Это все.
— «Ер. 3 т. Расп.», — повторил Головачев и, взяв карандаш, быстро записал эти слова на бумаге. Еще раз, не торопясь, прочитал вслух, вдумываясь в смысл записанного. Сказал в трубку: — Очень любопытно, Ольга Ивановна. А где вы нашли эту запись? В прошлогоднем календаре? От какого числа. Ага. 15 февраля. Ольга Ивановна, мне крайне необходим этот листок… Я обязательно у вас буду. До свидания. — Головачев положил трубку и хлопнул ладонью по столу.
— Чувствуете, братцы? Похоже, что была расписка!
Дудин посмотрел на Позднякова.
— Видишь? А ты не верил. «Ер» — это наверняка какой-нибудь Ермолай!
Олег Федорович взглянул на часы и вскочил, точно ошпаренный.
— Братцы! Я же за внуком в детский сад опаздываю. Меня дома прибьют за нерадивость. — И он стал торопливо собирать бумаги со стола.
Поздняков тоже посмотрел на часы и мечтательно произнес:
— А я, пожалуй, еще успею на рандеву… — Он аккуратно снял пылинку с пиджака. — В кино пойдем. Не хочешь присоединиться, Андрей? На последний сеанс.
— Пожалуй, — сказал Дудин. — Только жене надо звякнуть и еще успеть в больницу к Лаврикову. Может он слышал о Ермолае или Ерофее?
— Давай, — кивнул Головачев, натягивая плащ. — А завтра с утра созвонимся. Договорились?
На улице Дудин поймал такси. А еще минут через двадцать он уже беседовал с Лавриковым в маленьком холле травматологического отделения, где чуть слышно гудел большой белый холодильник, стоявший у окна, а одну из стен оживляла репродукция с картины Карла Брюллова «Итальянский полдень».
Лавриков, похудевший, со впалыми щеками, заросшими колючей щетиной, сидел, поставив костыли между ног.
— Я себе места не нахожу, — глухо говорил он. — Вы поймали того, кто убил Васю? Нет?..
Дудин сочувственно посмотрел в его потухшие глаза.
— Мы ищем человека по имени Ермолай. Не помните такого среди знакомых Мальцева?
Лавриков не отвечал, глядя под ноги отсутствующим взглядом. Вдруг он поднял голову, в глазах промелькнула искорка.
— Погодите, что-то в этом роде было… Вася однажды заезжал ко мне в гараж… Это было… весной прошлого года, кажется. И вместе с ним в машине сидел какой-то тип. Я спросил: кто такой? А Вася говорит: «Да так, один бывший однокорытник». А потом мы поговорили, и Вася уехал. А когда садился за руль, он этому сказал: «Эй, мол, поехали!» И назвал его как-то вот так — Ермолаич, Ерофеич, Еремеич. Что-то в этом роде.