Приключения 1989
Шрифт:
Левушкин молча слушал.
— Я скажу, скажу, — заволновался Ковенчук, — Я скажу… А ты сдержишь слово?.. — Степан с такой поразительной силой взглянул на Мотю, что он вздрогнул.
— Я же сказал, Степан! — пожал плечами Левушкин.
— Косач живет… — Ковенчук запнулся. — Сейчас он здесь, неподалеку, версты четыре от Серовска. Село Казанка, Прохор Ильич Артемов, в его доме… ждет…
— Вооружен?..
— Пушка обычная…
Степан закрыл глаза.
— А наводчик?.. — нетерпеливо спросил Мотя.
— В исполкоме секретарь,
Это были его последние слова. Мотя выскочил из будки. Матвей-старший сидел на подножке грузовичка, курил, рядом на земле лежал Машкевич.
— Ну что, Тихон? — спросил Мотя у Машкевича.
— Всё в порядке, — вздохнул он. — Поучаствовать только опять не пришлось!..
— Это мне не пришлось, — усмехнулся Матвей-старший.
— А ты молодец, с кепкой хорошо сообразил, — кивнул Левушкин.
По шоссе запылила вдали машина.
Мотя бросился её останавливать. Шофер торопился домой, в село, но на него сильно подействовало Мотино удостоверение и особенно наган.
Оставив за старшего Матвея, Левушкин ринулся в Серовск. На полдороге он встретил на «форде» Семенцова.
Взяв его и Бедова, того самого дежурного, с кем Мотя разговаривал вчера, Левушкин погнал в Казанку за Косачом.
— Надо успеть до вечера! — торопил шофера Левушкин. — Иначе уйдет!..
В село решили не въезжать. Семенцова и шофера Мотя оставил в машине, они были в гимнастерках. Бедов же в день налета имел выходной, и Семенцов привлек его к работе прямо с огорода, где он копал картошку, поэтому вид имел вполне крестьянский.
— Косач вооружен, но стрелять запрещаю, он нужен живым, понятно?!
— Так точно, — оробев, кивнул Бедов.
— Да не робейте вы! Держитесь смелее. Пришли торговать корову, наверняка этот Артем зажиточный. Денег скопили, и вам указали этот дом.
— А какой он из себя, Косач?.. — спросил Бедов.
— Не знаю… Но вы только всё оглядите как следует…
— А от кого, кто послал?! — не унимался Николай Кузьмич.
— Ну, кто у вас хозяин зажиточный в Серовске?.. Вспомните!..
— Доброго здоровьичка, Николай Кузьмич! — Бедова остановил мужичок с палкой.
— А-а, Федор Егорыч, — заулыбался Бедов. — Сосед мой! — шепнул он Моте. — Какими судьбами здесь?.. — Николай Кузьмич остановился.
— Да кума вить здесь у дочери в приживалках, дак занемогла сильно, соборовали уж…
Мотя слушал, нервничал, злясь на себя за такую глупую затею: Косач хитрее Степана и просто так в руки не дастся, правильно сказал Ковенчук. Он тут же поймет, в чем дело, и улизнет, только его и видели. Что же делать?.. Бедов говорил, поглядывая на Мотю, не зная, как оборвать разговор со словоохотливым соседом. И тут Моте пришла в голову спасительная мысль.
— Федор Егорыч, помогите! — чуть не взмолился Мотя и вкратце объяснил, что нужно делать.
Выяснилось, что сам Федор Егорыч Артемова не
— Разве за этим сходить? — спросил Василий.
— А чево! Скажешь, вот брательник сестрин из города пригнал, надо угостить…
На удачу Прохор пригласил гостей к столу, налил по рюмочке, велел подать закусить, сказав несколько сочувственных слов о теще Василия. В горнице они были втроем, жена Прохора принесла остатки курятины в блюде, видно, кого-то угощали, смекнул Мотя, да и Прохор был уже навеселе.
— Я сам гостя нынче принимал, да вот только проводил, — вздохнул Артемов, — понимаю эту нужду, — он кивнул на принесенную женой бутыль самогона.
— Куда проводил?! — вырвалось у Моти. Он, поняв свою оплошность, тут же достал наган и показал удостоверение.
— Если не скажете — пойдете под суд как соучастник многих убийств и ограблений! Где гость?! Всю семью возьмем под стражу, дом опечатаем! Где бандит?! — разбушевался Мотя.
Артемова долго пугать не пришлось. Он рассказал, что Косач, чем-то напуганный, возможно долгим отсутствием банды, из предосторожности решил переждать ночь в соседней деревеньке, у родственницы Артемова, куда его и свел старик, утром же Косач собирался прийти за вещами. Однако в саквояже, который принес Прохор Ильич, особых вещей не оказалось: тряпье.
…Взяли Косача уже под утро в стоге сена неподалеку от деревеньки. Он лег было спать на печке у артемовской родственницы, но неожиданно поднялся, оделся и вышел, — сообщила старушка, когда Левушкин нагрянул к ней с Артемовым. Мотя был в отчаянии. Мысль о стоге сена подсказал Бедов. «Ночь, спать же хочется, а так тепло и безопасно!..» — проговорил он.
Пришлось прослушивать все стога. В пятом стогу на лужку близ деревеньки они и услышали негромкое сипение. Взяли Косача тепленьким, он и ахнуть не успел.
На следующий день, похоронив Тасю и Павла, отсалютовав в их память десятью залпами из винтовок, Мотя выехал домой. Город его встретил как героя. В тот же день по телефонограмме Моти были взяты под стражу Княжин и Вахнюк.
Путятин и Дружинин обняли его как сына. Семен Иваныч немедля составил рапорт в Москву о награждении бойца НКВД орденом Красной Звезды. Первый секретарь обкома Ефим Масленников этот рапорт подписал. В нем по настоянию Моти стояла и фамилия Павла Волкова.
Вскоре о подвиге Моти появилась большая статья в областной газете, а «Правда» напечатала целую колонку о разгроме банды, и в ней тоже говорилось о геройском подвиге Моти Левушкина.