Приключения Альберта Козлова
Шрифт:
— У нас здесь не гостиница и не общежитие, — возразил Рогдай. — Ведешь лапотников, Ласточка.
— Дети подземелья, — сказал Лешка. — Места хватит. Не обращайте внимания, меня хуже встретили, чуть не набили.
— Чего командуешь? — попер на Лешку Рогдай. — Кто ты такой? Если пустил, так сиди и молчи.
— Ша! — оскалился Лешка, потом встал и с улыбкой пошел навстречу Серафиме Петровне. — Трудновоспитуемый ребенок. Пусть вас не беспокоит. Для училки, простите, для учительницы… Позвольте вашу руку, милости просим.
— Ради бога, — попятилась
— Встань, балбес, извинись… Сними шапку перед учительницей! — взорвался Лешка и оскалился, как блатной на толковище. — Что сказал, мальчик!
Рогдай встал, он кусал губы. Он свирепел. Я ждал истерику.
— Друзья, — распростерла руки Серафима Петровна. — Пусть будет мир в вашем доме. Наденька, Ванюша, Елочка, вставайте, подъем.
— Кончайте базар! — вмешался я. — Рогдай, кончай, буржуин нашелся. А если наша мама сейчас так же где-нибудь ходит…
— Да ладно! — сдался Рогдай. — Извините. Мы его ждали. Он сегодня с машины затяжной прыжок сделал. На базаре со смеху умерли, когда рассказали с хлебозавода. Спортсмен-рекордсмен.
— Степа, — представился Лешка. — Этот мальчик, Альберт Козлов, что догадался привести вас, сегодня совершил героический поступок: он с товарищами разрядил бомбу замедленного действия с часовым механизмом, спасли городу хлебозавод и свою жизнь. Так что… Мы и ожидали его, хотели отметить. Девочки, не нравится подвал? Мне тоже. Когда будете замуж выходить, у каждой из вас будет по персональной комнате, и ванная, и балкон. Гражданка учительница, сидайте, как говорят в Хохландии.
Он задом пододвинулся к «столу» и профессиональным движением смел полбутылки «сырца». Пьяницы, нашли повод выпить.
— Я отлучусь на минуту, — сказал Степа-Леша. — Други, — он обернулся к нам, — командуйте. Не позорьте третье сословие.
Когда Степа-Леша вернулся, в подвале командовала Серафима Петровна. Учителя умеют командовать. Наверное, подобное называется педагогическими наклонностями. Секрет простой — они говорят и требуют то, что необходимо, где-то ты сам понимаешь, что пора бы сделать без напоминания должное, но по разгильдяйству руководствуешься принципом: «Никогда не откладывай на завтра, что можно сделать послезавтра». Серафима Петровна шепнула что-то девчонкам, те взяли ветки и начали подметать, дрова собрали, вынесли в соседний «отсек», золу из печи выгребли. Волей-неволей пришлось помогать. На ящики постелили кусок клеенки, и ящики превратились в нечто иное, чем были раньше.
— Ох, сколько стирки, — сказала Серафима Петровна, вытаскивая из-под лавок грязное белье.
— Я говорил, давай постирушки организуем, — шипел за спиной Рогдай. Из-за стирки и мытья трех мисок и трех котелков у нас происходили дебаты.
— Чистюля, — ответил я. — Химичил на базаре? Опять бушлат продавали?
— Два раза продавали, — похвастался Рогдай.
— И два раза вам вернули и денег назад не потребовали?
— Точно!
— Воруете?
— Не, — поклялся брат. — Честно. Магия.
Я ломал голову, как они умудряются по два раза в день продавать Степкин-Лешкин бушлат. Непонятная комбинация.
— Вроде Чингисхана? — спросил я. — Но бушлат не имеет ног.
— Увидишь, — шепотом ответил Рогдай. — Догадался учительницу привести. Пойдем, посмотришь, как гроши зарабатываются. Тихо!
Степа-Леша вернулся с ведром. Он торжественно поставил ведро на стол, вытер руки о живот, хотел было сплюнуть, но огляделся.
— Братцы. Давно советовал жениться кому-нибудь. В Непале два брата берут одну жену, и вы жили бы не хуже непальцев, хотя у вас нет бананов. Какой же непалец без бананов? Между прочим, бананы там, говорят, как у нас картошка, а картошка у них, как у нас бананы. Жалко, пропуска не достать, а то бы махнули. Купили бы два мешка картошки, из Непала привезли бы два мешка бананов.
— Бананов! Картошки бы достал.
— Снимите со стола ведро, — сказала Настенька, держа в руках ветки вместо веника.
— Пусть, — ответил Степа-Леша.
— На стол ведра не ставят.
— Вначале погляди, что в ведре.
Настенька приподнялась на носки, заглянула в ведро и засмеялась:
— Молоко.
— Он «сырец» перелицевал, — прошептал Рогдай. — В магазине будут яичный порошок на сухое молоко перебивать, не один черт…
— Молоко для Ванюши, — сказал Степа-Леша.
— Слушай, друг, — решил я выяснить, — как тебя все-таки правильно зовут? Может, Леопард? То ты Леша, то ты Степа…
— Называли Степой, потом выправили документы на Лешу.
— Зачем?
— Много будешь знать, скоро состаришься. Ванюша, иди ко мне. Эх, брат, легкий, не нравится мне твоя голубизна. Не бойся, я не фриц. Иди, иди. Молока хочешь? Пей от пуза. Считай, что я у тебя корова. Бананов не обещаю, молоко будет. Меня самого молоком спасли. Давай дружить?
Потом мы сели за стол. Ребятишки не отрывали глаз от еды. Расщедрился и Рогдай. Он заведовал хозчастью, потому что был прижимистей меня. Я умудрялся съесть продукты в три дня, Рогдай выдавал лишь норму.
Застолица получилась приятная. Впервые мы давали ассамблею. У нас была своя крыша, пусть гигроскопическая, был стол, пусть из снарядных ящиков, было что поставить на стол, и, главное, мы могли пригласить людей не только в гости отведать холодной картошки с салом, хлебом и луком, мы могли поделиться с людьми большим — дать приют в бесприютном городе. Мы были настоящие воронежцы, испокон веков славившиеся хлебосольством и добротой. И если бы вошли отец с матерью, они бы остались довольны. На нашем месте они поступили бы так же. Впервые за долгое время я не почувствовал отчужденности к брату. Я радовался, что в главном мы оказались едины, а в частностях… Человек не ладит с самим собою. Две головы — две думы, два сердца — тысячи чувств, болей и радостей, неведомых для других, а мы вечно сетуем, что нас не понимают, хотя сами не прислушиваемся к чужим понятиям.