Приключения Аллы Парамоновой, журналистки и девицы на выданье

Демина Нина

Я подробно описала свои посещения сводни, сделала кое-какие выводы, остановилась на моем новом знакомом, можно сказать «объекте», так как из разряда клиентов брачного агентства перешла в категорию девиц, оказывающих определенные услуги.

Пока я набивала текст, в моем мозгу складывался сюжет, выстроилась мизансцена, определились действующие лица и исполнители, и цель задуманного спектакля стала принимать более конкретные очертания.

В разгар моей работы позвонил Максимовский. Даже не так – как только я набрала его фамилию, сразу раздался звонок.

– Чем занимаешься? Есть предложение обсудить кое-что. Я заеду за тобой, – заявил Максимовский, даже не соизволив выслушать мое мнение.

– Я

за городом, – отчего-то я не возразила, мне понравился его категоричный тон, и то, что он хочет меня видеть.

– Адрес? – выдохнул он в трубку.

– Малинино, дом три, – тотчас отозвалась я, и услышала сквозь собственный сердечный стук:

– Соберись, через час буду.

Что я чувствовала в тот момент? Смятение. Я понимала, что Максимовский не тот мужчина, с которым стоит флиртовать, и если кто-нибудь узнает о нашем субботнем свидании, то обо мне будет сплетничать весь мега-холдинг… но ничего поделать не могла. Меня несло!

Быть объектом осуждения я не боялась, поскольку имела в этом деле большущий опыт.

Общественное внимание я привлекла еще учась в школе – у меня был головокружительный роман. Да что там роман, любовь, огромная первая любовь! С Вересовым нас связывали не только романтические чувства, но и первые интимные отношения. Никита был самым лучшим учеником выпускных классов нашей школы, все девчонки сходили по нему с ума, он был начитан, умен, и необыкновенно красив.

Дружила я с ним еще с пятого класса, но только к десятому в нас проснулись взаимные чувства, мы были безумно влюблены. Все одноклассники и учителя были уверены в том, что после школы мы сразу поженимся, в том же были уверены и мои родители, и, конечно, я. Однако, не дождавшись получения аттестата, Никита Вересов стал отцом… и мужем Оксанки Леданиной. Оксанка была «серой мышкой» и самой горячей поклонницей Никиты, он не обращал на нее внимания, презирал – так казалось всем, но, покинув мою постель, и забрав с собой использованный презерватив, он торопился к Оксанке, где занимался сексом без оного. Позже он сказал кому-то, что очень заботился обо мне, и не мог допустить моей случайной беременности…

Этот скандал отравил мой последний год в школе, надо мной смеялись, на меня показывали пальцем, словно не Леданина, а я сдавала экзамены с огромным животом.

С Никитой я не разговаривала, избегала его, не отзывалась на настойчивые звонки, потому что не могла смотреть ему в глаза, не понимала, как можно быть таким двуличным, и как можно предать первую любовь. Сердце мое было разбито, но я выдержала, окончила школу с серебряной медалью, и ушла не оглядываясь. Сейчас наш класс дружно зависает на «Одноклассниках», даже учителя. Все, кроме меня. Но однажды любопытство взяло вверх, на компьютере у Насти Горобцовой я увидела открытую страницу сайта, и не удержалась – набрала номер школы, нашла его страничку, и просмотрела все фотографии четы Вересовых. Сын Никиты был похож на Оксанку, красоты отца он не унаследовал, но у пары есть возможность исправить положение другим чадом – Леданина снова была беременна. Больше на «Одноклассники» я не заходила.

Максимовский… ничего нет банальней, как стать объектом его сексуального интереса, каждая женская единица нашей редакции только и мечтала об этом, но я, по понятным причинам, побаивалась мужчин хоть чем-то напоминающих красавца и умника Никиту Вересова, умершего для меня прижизненно. Максимовский стал его реинкарнацией. Что делать? Что же делать, черт побери, если меня безумно тянет к нему, как бы я не пряталась…

Я убрала ноутбук в сумку, надела шляпку, подкрасила губы. Солнце уже спряталось за трехэтажным замком местного нувориша, башенками и стрельчатыми окнами напоминавшим готические храмы, в саду повеяло вечерней прохладой, и я, ожидая приезда Максимовского, присела на качели. Мама мыла посуду, это было одним из любимых ее занятий – взять и перемыть все богемское стекло в старинном буфете, доставшемся еще от прабабушки. Отец по вечерам уделял пару часов научной работе, в это время мы никогда не заходили к нему в кабинет, старались не мешать, но сейчас он вышел на террасу, достал портсигар, и тут увидел меня.

– Ночевать не останешься? – спросил он, разглядев сумку с ноутбуком на пестрой подушке качелей.

– Дела, пап, – ответила я, – поеду домой.

– Хочешь, отвезу? – он закурил, дымок пополз по деревянной обивке террасы, и табачный аромат смешался с томным цветочным.

– Спасибо, но за мной приедут. Коллега… – я аж зубами заскрипела, и надо же такому случиться, два кавалера в один день! Бедные мои родители… После давнишней истории с Вересовым я не баловала их знакомством ни с университетскими друзьями, ни с коллегами противоположного пола, скрывала свои романы, и очень осторожно назначала свидания, но вот сегодня побила все рекорды.

– Хм, один – товарищ, другой – коллега… нам есть о чем волноваться?

– Абсолютно не о чем, пап!

– Уверена?

– Стопроцентно!

Может, попробовать внушить себе эту стопроцентную уверенность? Почему бы и нет.

Установка – мысленно я сделала загадочные пассы руками, и про себя произнесла: гусь свинье не товарищ, а коллега. Как думаете, поможет?

У калитки просигналил автомобиль, и высокая фигура в белой рубашке, взмахнула рукой. Я вскочила с качелей, босиком пронеслась по терракотовой плитке, открыла замок, и радостно крикнула:

– Мам, пап, знакомьтесь, это Роман.

На террасе звякнула о паркет какая-то богемская вещица.

Глава пятая

Роман Максимовский был известной личностью, но помимо бешеной популярности у женской половины нашего мега-холдинга, у него была весомая репутация среди лучших репортеров столицы. Еще будучи студентом, Роман стал учеником Шпильмана, великолепному перу которого завидовала вся советская журналистика. Игорь Владимирович научил студента премудростям профессии, но самое главное показал подводные камни и течения. Лоцманскую науку Роман усвоил на отлично. Когда пришла пора прибиться к берегу, то главред Плавный, обладающий хорошей кадровой интуицией, рекомендовал руководству подающего надежды выпускника. Максимовский быстро встал на ноги, не ленился, за свой материал всегда получал хорошие деньги, и вскоре стал завидной партией.

Автомобиль, в котором мы возвращались с дачи, выдавал пристрастия владельца – он был напичкан техническими новинками, пах хорошим мужским одеколоном, и в полумраке салона не умолкала музыка. '30 Seconds To Mars' и запредельно красивый голос Джареда Лето. Загорелые руки Макса неспешно поворачивали руль, за стеклом переливались вечерние огни города, и мое сердце невольно трепетало в ожидании чуда. Что такое чудо в исполнении Максимовского? Наверное, признание в любви, какая-нибудь страшная клятва в верности, то есть то, чего не может быть… А если снизить планку? Ну, к примеру, не замахиваться на предложение руки и сердца, а довольствоваться поцелуями и объятиями, просто переспать с ним, и уже не грезить ни о чем.

– Возьмем пиццу?

– О, да…

Мой полустон скорее был продолжением мыслей, чем огромным желанием есть пиццу в компании Макса, который не понял моей эксцентричности, и удивленно спросил:

– Ты чего?

– А? Ну да, пицца. 'А если наоборот, секс с ним окажется наркотиком, от которого невозможно будет отказаться? А дальше ломки, бесцельное скитание с единственным желанием – увидеть? О, нет, не дождется!' – 'Наполитану' любишь? Эй, Парамонова!

Голос спутника прорвался сквозь блокаду моих мыслей.