Приключения блудного барона.
Шрифт:
— "Бывшему атаману, — мысленно поправил он себя. — Бывшему атаману, бывшего удачливого торгового каравана, жалкие остатки которого сейчас загнаны сюда, в эти мёртвые, безводные скалы".
— "Могли бы и не скидывать меня с атаманства, придурки, — равнодушно подумал атаман. — Всё одно скоро всё решится самым естественным образом. А так бы хоть помер как человек, атаманом. А не…"
Атаман поморщился, от этих, давно уже ставших привычными, навязчивых мыслей. Вспоминать о том, как раньше всё было хорошо, как хорошо всё начиналось, было тяжело. Потому как, от того мощного, полутора
— "Практически никого", — мысленно поправился он.
Тридцать пять израненных, вымотанных долгим преследованием человек из бывших полутора сотен, когда-то таких уверенных в себе и в своих возможностях. И в своём счастливом будущем. Да ещё пятеро тяжело раненых, дожидающихся своей скорой смерти от жажды там, у него за спиной глубоко в скалах.
В который уже раз, только за это утро атаман выругал себя за собственную чудовищную неосмотрительность. За глупость! За идиотизм! За то, что недодумал, недорасчитал, недопланировал. За то, что позволил увлечь и себя, и остатки своих людей сюда, в эти безводные предгорья, на эти неприступные скалы, надеясь отсидеться в безопасности безлюдных предгорий, пока преследовавшие их бароны с пиратами будут искать их где-то там на равнине. Или, в чём бывший атаман втайне боялся признаться даже самому себе, бросятся следом за рванувшим куда-то к югу Бугурусланом.
Идиотизм! Чудовищный, самоуверенный идиотизм!
Может быть с кем другим этот номер и прошёл бы, но только не с той волчьей стаей, что который месяц уже гоняла их с Бугурусланом по степям Приморья, не оставляя ни малейшей возможности приблизиться к какому-нибудь вольному городу, и укрыться за его крепкими, надёжными стенами. За стенами, дарующими жизнь.
Как можно было так ошибаться. Как можно было не учесть наличия среди преследователей присоединившихся к ним совсем недавно местных подгорных ящеров, оказавшихся просто прекрасными следопытами.
Да и обманка с разделением их с Бугурусланом отрядов, как оказалось не прошла. Не учли элементарного, что к моменту, как вздумали разделиться, преследователи неожиданно получили поддержку со стороны местных. И пиратов, и, что хуже всего, местных ящеров.
Чем уж бароны увлекли последних — неизвестно. Но, факт остаётся фактом. Присоединившиеся к пиратам с баронами несколько групп, из числа местных подгорных ящеров, намертво запечатали все пути бегства в горы, не оставив атаману ни единого шанса.
— "Идиот, — атаман привычно вяло ругнул сам себя. — Надо было уходить с Бугурусланом на юг. Там, в степи больше возможностей для манёвра".
Атаман раздражённо пошевелился, устраиваясь. Попавший под ребро острый камешек жутко мешал, раздражая.
Устроившись поудобней, вернулся к прерванным мыслям, первым делом снова привычно обругав сам себя:
— "Дурень, мог бы сразу догадаться, что за прошедшие месяцы мы достаточно хорошо узнали друг друга. И надеяться на то, что бароны с пиратами купятся на столь примитивную уловку с разделением и потеряют нас обоих — было верх глупости с его стороны.
Располовинили собственные силы,
Приходится теперь расплачиваться долгим сиденьем на этих безводных скалах и страшной жаждой. Жаждой, тоской и пониманием скорой смерти.
И полной безысходностью.
Которая к тому же в последние дни резко усилилась, когда заботливые пастухи из числа пиратов загнали на эти скалы ещё парочку, другую неизвестно откуда оказавшихся поблизости купеческих отрядов из их города, которых какой-то му…ак из городского Совета догадался направить им в помощь.
Какая… чудовищная…! Какая дурь!
Единственная помощь от купцов — вода. Вода в походных флягах, которую те, отправляясь в эти засушливые края, предусмотрительно захватили с собой, и та, что самые догадливые из выживших успели зачерпнуть во фляги, прорываясь к ним в скалы через речку. Только это помогло им всем продержаться последние несколько дней, раз за разом отбивая упорные атаки местных подгорных ящеров, которых бароны с пиратами не считаясь ни с какими потерями безжалостно гнали на скалы.
Правда, последнее время и ящеры, и бароны что-то поутихли, уже не проявляя былой прыти. В буквальном смысле умывшись собственной кровью и густо завалив собственными телами чуть ли не весь галечниковый пляж под скалами, они уже так не тропились совать головы под меткие выстрелы арбалетов хуторян.
— "Ну и сволочь же этот барон", — атаман грустно улыбнулся.
Ругать Сидора Вехтора, люди которого своими байками втравили его в это дело с торговым караваном в Приморье, у атамана, впрочем как и у всех его людей, за последние несколько месяцев как-то незаметно вошло в привычку. Уж слишком часто натыкался его отряд на следы бурной деятельности барона прошлого года. И поневоле приходилось с ним как бы незримо конкурировать, что жутко раздражало самолюбивого атамана.
Поэтому он ещё раз беззлобно и привычно ругнул барона, который конечно был изрядная сволочь, и ныне такой же барон, как и те, что сейчас сидели там, внизу. Но…, всё же надо признать, не совсем такая… или не такой…
Если б не его арбалеты и не пульки к ним, которые барон чуть ли не силой навязал им тогда в горах при расставании, сейчас бы ни он, ни все, кто остался ещё в живых, живы бы не были. Только стеклянные баронские пульки со свинцовой начинкой, метко и щедро разбрасываемые хуторянами, ещё их и спасали.
Столкнувшись с убойной силой и меткостью стрельбы хуторян, преследователи поутихли, на какое-то время оставив их в покое, и ограничились теперь лишь терпеливым ожиданием их скорой смерти от жажды.
— "Да-а-а, — атаман мрачно, с издёвкой ухмыльнулся. — За последние два месяца они научили этих чванливых баронов вкупе с их местными союзниками — пиратами да ящерами, уважать себя".
Но от понимания этого факта атаману легче не стало. Потому как он прекрасно понимал, что жить им всем оставалось лишь несколько дней — до тех пор, пока в стремительно пустеющих флягах не кончатся последние капли драгоценной влаги, а солнце, безумное белое солнце Юга, окончательно не выжжет им мозги на этих диких, безводных скалах.