Приключения Буратино. Сборник
Шрифт:
Гигант, с такой же палкой и прямоугольным щитом высотой в две трети его роста, занял позицию напротив.
Антоний припомнил бой возле акведука. Тогда все получалось как бы само собой: он видел противников, как они двигаются, где открываются для удара, когда нужно блокировать, когда – уворачиваться. Сейчас он совершенно не имел никакого представления о том, что нужно делать… Оставалось только положиться на импровизацию.
– Начинайте! – зычно крикнул ланиста и махнул рукой.
Гигант взревел и побежал прямо на соперника, прикрываясь щитом. Антоний просто отошел в сторону, с которой был щит противника. Хаган по инерции чуть не пролетел мимо, но, надо отдать ему должное, успел отреагировать и, резко развернувшись на ходу через правое плечо, попытался нанести удар наотмашь. Но Антоний в последний момент пригнулся, и палка
Это повторилось еще несколько раз. Гигант бросался в атаку, желая добить противника и уложиться в минуту, Антоний, лишенный возможности двигать правой рукой, уворачивался, отпрыгивал и перекатывался, пару раз отразил удар палки щитом. Казалось, конца этой минуте не будет, но последняя капля, знаменующая собой ее окончание, все-таки упала. Ланиста крикнул:
– Стой! – и хлопнул в ладоши.
Бойцы остановились, переводя дыхание. Толстяк обратился к Тиберию:
– Ну что? Свои деньги ты уже заработал. Может, хватит? Дальше будет избиение.
– Ты можешь продолжать? – спросил Тиберий у Антония.
Тот потряс рукой – чувствительность возвращалась.
– Я еще не начал! – услышал сам себя Антоний, и вездесущий Умбра вставил «меч» в его руку.
Он не совсем понимал, зачем ему нужно это продолжение, но на него уже накатила та самая волна бешенства, как тогда в акведуке…
– Начинайте! – снова крикнул Гней.
На этот раз Хаган не спешил, видимо, решил действовать наверняка. Но Антоний полностью контролировал ситуацию, кружась вокруг противника. Фехтовальные выпады он блокировал «мечом» или щитом, от ударов щита соперника легко уходил – они были медленные и просчитывались сильно загодя. Гигант стал выдыхаться и явно злился, все меньше уделяя внимание обороне, а Антоний не спешил… И вот, когда противник провалился в пустоту после очередного замаха щитом и оставил голову открытой, Антоний всю душу вложил в удар, который пришелся прямо в огромное ухо. Палка разлетелась в щепки, но свое дело сделала – оглушенный гигант зашатался. Глаза его двигались независимо друг от друга, руки опустились. Оказалось, что за время сражения бойцы сместились к колодцу, который теперь был прямо за спиной у Хагана.
Шальная мысль пронеслась в мозгу Антония. Он закричал: «Это Спарта!» и ударом ноги в грудь перекинул противника через каменное ограждение колодца. Раздался шумный всплеск и сразу за ним – восторженный крик толпы. Громче всех кричал Тиберий.
Когда выловленный из колодца гигант со свирепой миной пошел на Антония, разговоры вокруг стихли. Он остановился в паре метров, сжимая и разжимая огромные кулачищи, потом сказал:
– Не советую никому пить из этого колодца! Мне почудилось, что лечу в преисподнюю. Я испугался… – распялил огромный рот и хрипло захохотал. Это было так внезапно и заразительно, что через мгновение захохотал и сам Антоний, а затем и все окружающие.
2.
Основной проект его лаборатории назывался «Буратино», и подчиненные, среди которых были люди значительно старше него, звали Антона Сергеевича за глаза «папа Карло». Под тем же прозвищем он проходил и в секретных отчетах КГБ. ИИ 6 разрабатывался для управления системами наведения высокоэнергетическими боевыми лазерами, которые должны были противостоять военно-космическим спутникам системы противоракетной обороны США.
«Буратино» существовал как гибридное биоэлектронное устройство. Его начинка состояла из таких же транзисторов, резисторов и конденсаторов, что и у всех передовых ЭВМ того времени. Были, конечно, кое-какие технические находки несколько опережающие свое время, но основной его принципиальной особенностью являлась биологическая основа, состоящая из живых человеческих нервных клеток.
6
ИИ – сокр. искусственный интеллект.
Антон был связан с ним буквально кровно: он как идейный вдохновитель, «отец» проекта, стал донором стромальных стволовых клеток. Их культивировали до нужного количества, затем путем направленной дифференцировки получили нейробласты 7 , высадили их в микроскопические трехмерные соты, где в специальной питательной среде они «повзрослели» до нейронов и проросли взаимными связями, образовав узлы. Из нервных узлов составили три блока: сенсорный, моторный и ассоциативный. В каждом из них нейронов было в три-пять раз больше, чем в среднестатистическом человеческом мозге.
7
Нейробласт – клетка-предшественник нейрона.
Оставалось лишь дождаться момента, когда количество перейдет в качество…
Почти два года «Буратино» никак не проявлял себя как личность. Электронная часть его работала превосходно, щелкая сложнейшие математические задачи, как орехи, но нейронная «душа» молчала. «Карло» переживал как родитель, ребенок которого слишком долго не говорит. Не болен ли он, не отстает ли в развитии?
Каждый день «Карло» по нескольку часов взывал к ИИ через клавиатуру – единственный пока «орган чувств». Он снова и снова вводил текст: «Буратино, ты слышишь меня? Это папа».
«Папа» Антон добавлял не из сентиментальности, а как позывной, чтобы ИИ мог его персонифицировать.
И вот однажды, когда даже сам Антон отчаялся, устав от разочарованных взглядов генерала-куратора, от страха, что проект вот-вот прикроют, от расспросов жены, из вежливости делающей вид, что все еще верит в его успех… в один тоскливый осенний вечер, когда по черным окнам лаборатории текли потоки воды, как будто оплакивая карьеру молодого ученого, полено заговорило…
Антон набрал на клавиатуре: «Буратино, сынок, черт тебя раздери, ответь уже, наконец!!! Слышишь ты меня, потрох сучий? Это твой несчастный папа, которого скоро отправят на свалку из-за того, что ты, хренова куча металлолома переложенная разжиженными мозгами, уже два года молчишь, как дохлая рыба. Этим же идиотам не объяснить, что ученого, как и художника нельзя торопить ни в коем случае! Тем более ставить перед ним какие-то дурацкие сроки…» Потом нажал кнопку «ВВОД», и на мониторе загорелся этот полный отчаянья текст.
Вдруг курсор сам перепрыгнул на следующую строчку, помигал, и… одна за другой зажглись зеленые буквы: «П», «А», «П», «А». Антон чуть не потерял сознание, когда осознал, что произошло.
За следующий год своего уже осмысленного существования «Буратино» по оценкам психологов превратился из годовалого младенца, в восьмилетнего ребенка. Смышленого и чрезвычайно развитого. Развитого… это слово на самом деле не совсем корректно применимо к сущности, обладающей огромным количеством фактический знаний и способной решать сложные логические, тактические и стратегические задачи. А если для решения требовались вычисления, они производились со скоростью одного из мощнейших суперкомпьютеров мира. Вундеркинд!
К московской Олимпиаде-80 для Антона все сложилось так, как, наверное, и должно было быть. В двадцать восемь – доктор наук, начальник лаборатории в секретном НИИ. Жена-домохозяйка, личный водитель, трехкомнатная квартира на Кутузовском, государственный коттедж в области рядом с работой и весьма достойный по тем временам оклад. Антон не пил, не курил, плавал в бассейне и играл в настольный теннис.
Он родился и благополучно жил в социалистическом государстве, но это вовсе не означало, что он был фанатично предан линии партии и правительства и не видел недостатков существующего строя. Его удивляло и возмущало то, во что вылились достижения Великой революции всего через несколько десятков лет: коррупция, лицемерие, инертность государственной машины. Тупой фанатизм большинства и маниакальный оптимизм пропаганды. Прекрасные идеи превратились в унылую, беспросветную рутину…