Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)
Шрифт:
Сашка был снова румяный, веселый и о Ваське даже не вспоминал.
А я не мог забыть. У меня было такое чувство, что вот, познакомился с хорошим парнем, а он взял и пропал навсегда. Правда, Сашка тоже парень неплохой, но Васька все-таки лучше. Не такой выдумщик, спокойный, рассудительный. Мне бы с ним только и дружить. А то я заводной, Сашка тоже. Наделаем мы с ним еще дел, чует мое сердце!
Даже когда мы спать улеглись, я все еще о несуществующем Ваське думал, о его трагической гибели. Дядя Володя сидел у выхода, докуривал последнюю папиросу, пускал дым в щелочку.
— Дядя Володя, — спросил я, — если человек умер, а его не нашли, как тогда хоронить?
— Куда же он делся?
— Ну, скажем, утонул. А тело не нашли.
— Тело не нашли?
Он перестал курить и уставился в одну точку.
— Дядя Володя!
— Повтори, что ты сказал! — повернулся он ко мне.
Что с ним такое?
— Я сказал: дядя Володя.
— Нет, раньше.
— Человек утонул, а тело не нашли. Как тогда хоронить?
— Вот! — Он вдруг схватил меня и поцеловал. — Вот! Выскочил из палатки и как закричит:
— Подъем!.. Экспедиция, подъем!
Нет, что случилось? Я перепугался, выполз наружу вместе со спальным мешком. Из всех палаток высунулись удивленные лица.
— Толюхе первая премия! — объявил дядя Володя. — Поздравьте его, товарищи, с научным открытием. Завтра ему два борща, слышите, дежурные? А захочет, так три… Знаете, почему в тех могилах одни горшки, и нет ни костей, ни сожжений? Потому что это символические могилы. Человек утонул, бурная река унесла его тело. Человек пошел на охоту и не вернулся, растерзали дикие звери. И вот родичи хоронят его условно. Могила есть, горшок есть, а костей нет… Толька, ты гений!
Я не стал опровергать.
— Чудак! — шипел рядом со мной Слава. — Плюнь на борщи! Проси лучше «Казбек».
— Зачем? Я некурящий.
— Сменяемся на компот…
Вот я и сделал свое первое научное открытие.
Никогда бы не подумал, что они делаются так просто.
Утром меня разбудил негромкий разговор возле нашей палатки.
— …а если их встретить теперь? — спрашивал чей-то знакомый голос. — Топаешь по дороге, а они навстречу. Приветик, говорят, земляк, мы тоже из Малых Катков.
Отвечал дядя Володя: — Ты бы их не сразу отличил от любых других прохожих. Ну, лицо пошире, массивнее череп, низкие орбиты. Не очень заметно.
— Сделать бы машину времени, посмотреть, как они жили.
Как только я услышал про машину времени, сразу понял, чей это голос. Конечно же, Сашка!
Дядя Володя сказал:
— Давай, делай скорее! Буду твой первый пассажир. Мне к первобытным людям вот так нужно. Столько всякого для проверки скопилось…
Я выбрался из палатки. Еще было совсем рано, часов около шести. Все спали, даже Бип лежал, свернувшись в рыжий клубок на своем мешке возле палатки Славы. Только дежурные по кухне, зевая, разводили огонь в очаге.
Дядя Володя и Сашка сидели рядышком за шатким обеденным столом. На нем была расстелена длинная полоса бумаги — второй номер стенгазеты «Неандертальские новости». Сашка что-то рисовал цветными карандашами.
— А, поднялся, спящий красавец. — Дядя Володя подвинулся. — Садись! Смотри, какие тут у нас таланты открываются.
— Что так рано? — спросил я Сашку, усаживаясь и зябко ежась — прохладно, вся трава в росе.
— Дядя встает, и я с ним.
Он отошел на шаг и, прищуря глаз, критически оглядел свою работу.
Нарисовано здорово. Древние люди, таясь за стволами деревьев, с удивлением и страхом наблюдают за археологическими раскопками. И хотя холм, на котором идут работы, далеко и фигурки людей на нем совсем маленькие, я различаю дядю Володю в его старой выцветшей шляпе, полуголого Славу. А эти двое кто? Да мы же, мы с Сашкой!
— Ух, здорово! — вырвалась у меня. — Вот бы мне! А то по рисованию одни трояки.
— У меня тоже, — сказал Сашка.
Тут не только я, но и дядя Володя удивился:
— Как? Ты же здорово рисуешь!
— Павел Сергеевич говорит, мало хорошо рисовать, надо еще и тему правильно выбрать. Вот перед концом четверти он нам свободную задал. Я нарисовал встречу наших космонавтов с людьми из другого мира. У них там совсем не так, как у нас. Вся планета в воде. И города, и леса, и поля подводные. И люди тоже подводные, дышат жабрами, как рыбы. А так совсем на нас похожи — не отличишь, одеваются только иначе. И у меня на рисунке наш космонавт в водолазном костюме пожимает руку вот такому подводному человеку.
— Интересно! — сказал я.
— А Павел Сергеевич написал: «Неясная идея»— и трояк. Зато у Гутьки Иванова одни пятерки.
Дядя Володя спросил:
— А он что рисует?
— Чемоданы.
Сашка посмотрел на наши вытянутые лица, засмеялся и повторил:
— Да, чемоданы. Одни чемоданы. Так наловчился их рисовать — прямо загляденье. И замочки, и пупырышки на коже — все есть. Как свободная тема, он — раз! — и чемодан. И — раз! — пятерка. Чемодан — пятерка, чемодан — пятерка. У нас многие в классе стали чемоданы рисовать.
Дежурный заколотил молотком по рельсу, подвешенному к дереву:
— Подъем!.
К завтраку Сашка кончил рисовать стенгазету, и дядя Володя усадил его за стол вместе с нами. Он быстро освоился и, глотая горячую кашу, стал рассказывать про какие-то космические водоросли: и воздух в ракете они сделают пригодным к дыханию, и питаться ими можно будет в полете.
Я вертелся, словно сидел на гвозде. Нашел кому врать! Они же студенты, они все знают. Засмеют, и меня вместе с ним. Скажут: «Ну и дружок у тебя!»