Приключения Джерика
Шрифт:
И когда Джерик увидел это безобразие, всех этих летающих кур, у него тут же сработал ОХОТНИЧИЙ ИНСТИНКТ – ведь он был фокстерьер, у него даже была мертвая хватка, – и он помчался вдогонку за курицей, чтобы она совсем не улетела, – и поймал ее за ноги прямо в воздухе. Не только поймал, но еще и принес нам свою ДОБЫЧУ – и был очень горд, потому что он тоже любил сделать что-нибудь для семьи, в этом они с дедушкой были похожи. И Джерику (как всякому зверю и как всякому человеку) тоже хотелось, чтобы его усилия оценили. Но за курицей бежал ее хозяин, а за хозяином бежала хозяйка, и они громко ругали Джерика и грозились поколотить его.
К счастью, это было в субботу, и к нам приехали папа с мамой, и они стали заступаться за Джерика и объяснять хозяевам курицы, что он не виноват, потому что он – охотничья собака, жесткошерстный трехшерстый фокстерьер, и у него есть охотничий инстинкт, и у него может даже проявиться мертвая хватка, а виновата сама курица. Папа сказал, что ВИКТИМОЛОГИЧЕСКИ – она провокатор, потому что она дразнила его, кричала, летала и хлопала крыльями, а Джерик вообще-то добрый и не хотел ее обидеть, но мы все равно просим прощения – у самой курицы и у ее хозяев. Но хозяева курицы совершенно
Ситуация казалось ужасной, мы с Таней плакали, родители уже исчерпали все АРГУМЕНТЫ в защиту Джерика и были совершенно растеряны, дедушка не сдавался и говорил о том, что вообще-то место курицы – в совхозе, а не в ЧАСТНОМ ХОЗЯЙСТВЕ, потому что частная курица – это ПЕРЕЖИТОК КАПИТАЛИЗМА, и тогда хозяева курицы еще больше рассердились и сказали много новых слов (я их про себя сквозь слезы повторила, чтобы не забыть) – но тут пришла бабушка. Ее позвала на помощь соседка, которая из-за забора наблюдала эту сцену и поняла, что без бабушки нам бой не выиграть. Бабушка была нашим главным орудием, вроде «Катюши» во Вторую мировую войну. Но у нее было мало времени, она была очень занята. Как раз в этот момент она лепила пирожки и сразу жарила их – пышные, круглые, с мясом и с капустой – а в духовке у нее тем временем пеклась огромная кулебяка, и ей нельзя было отходить от плиты ни на одну минуту. Но она сразу же подошла, вытирая руки о передник, и ничего обсуждать не стала, а только строго спросила: «Ну, и почем?» А хозяева курицы почему-то совершенно не обиделись на то, что бабушка ни о чем не расспрашивала и даже не поздоровалась с ними (а ведь вообще-то она была вежливая), а наоборот как-то сразу обрадовались и оживились и стали дуть курице в затылок и называть ее «наваристой», совершенно забыв о том, что только что представляли ее как КЛАДЕЗЬ УМА И ЗНАНИЙ. А потом сказали: «Пять рублей». – «Вот за эту дохлятину?» – спросила бабушка спокойно, но хозяева курицы почему-то не раскричались, а стали ей что-то быстро говорить почти заискивающим тоном, и было видно, что они сразу поняли, кто тут главный, и прониклись к бабушке уважением. Бабушку вообще все всегда уважали, она умела себя по ставить. И видно было, что они сейчас уступят – курица стоила в то время в два, а то и в три раза меньше – правда, то были обычные куры, а это ведь была какая-то не обыкновенная. Но папа не стал торговаться и тут же с большим облегчением вытащил из кошелька пять рублей и отдал хозяевам курицы – он как будто даже боялся, что они передумают. А хозяева курицы не передумали, они сразу же взяли пять рублей – еще быстрее, чем папа их достал из кошелька, и у них сразу улучшилось настроение, они улыбнулись и почему-то пожелали нам приятного аппетита. Я подумала: «Откуда они знают, что бабушка жарит пирожки?» А хозяева курицы улыбнулись, обнялись, кивнули друг другу и извинились, что торопятся – им срочно понадобилось в магазин, пока он не закрылся. Они отдали нам курицу и быстро ушли.
А у нас появилась другая забота: что делать с курицей? Я вообще-то думала, что пять рублей нужны на ее лечение, но нам ее отдали навсегда, несмотря на то, что так хорошо к ней относились. Я подумала: «Какие жестокие люди, я бы никогда не отдала свое животное вот так, в неизвестные руки. Ведь у нас еще никогда не было курицы, и мы не умеем за ней ухаживать. А ведь казалось, что они ее очень любят». Хотя в общем-то, честно говоря, мы с Таней даже обрадовались, что у нас теперь будет жить еще и курица. Но нам сразу сказали, чтобы мы на это даже не рассчитывали – в Москву мы ее с собой точно не возьмем. А Джерик сразу попытался опять на нее охотиться – он тоже совсем не хотел, чтобы она у нас жила, и даже не из-за охотничьего инстинкта, а потому, что он был ревнивый и другого зверя в доме он бы не потерпел. Поэтому стало ясно, что курица у нас действительно жить не сможет. И тогда папа сказал: «Надо было им ее отдать, пусть бы и забрали». А мама сказала: «Ну уж нет, из принципа». А папа сказал: «Ну и что теперь с ней прикажешь делать?» И они тяжело вздохнули. Похоже, их обоих мучила какая-то мысль, и эта мысль была им неприятна, но с нами они ею не делились.
Мы привязали курицу за ножку к лавочке, а Джерику надели ошейник с поводком и прицепили поводок к крыльцу. Но он все время смотрел на курицу и рычал на нее.
Мама что-то стирала и молча покусывала губу – она всегда так делала, когда ее что-то сильно тревожило. Папа читал книжку, но видно было, что он очень нервничает. А дедушка достал топор, который он когда-то раздобыл, чтобы наколоть дрова для районной школы, но это ему не удалось, потому что в школе было ЦЕНТРАЛЬНОЕ ОТОПЛЕНИЕ, и теперь он ходил с этим топором взад-вперед мимо папы со злорадным видом, пробуя пальцем тупое лезвие и бросая выразительные взгляды – то на папу, то на курицу. А папа утыкался в книжку и мрачнел еще больше. Мы с Таней сидели, съежившись от страха, и думали, когда будет правильнее зареветь. А еще я думала: «Ведь была же оказия, отправить бы ее в жаркие страны на зиму, как тех уток, но где же теперь
Тут бабушка позвала всех ужинать. Никто не хотел есть, хотя обычно ее пирожки все просто обожали, таких вкусных пирожков я вообще ни у кого больше не пробовала. Но тут нам было не до еды – мы думали, что делать с курицей. И мама, и папа, и дедушка – он ведь только для вида ходил с топором. А про нас с Таней и говорить нечего. А про Джерика – тем более, он был весь на нервах. Поужинать расположена была, пожалуй, разве что сама курица. Но не отдавать же ей бы ло все пироги – она же все-таки курица, а не страус. И бабушке это не понравилось. Она вообще очень не любила, когда не ценили ее кулинарию. Даже не то что не любила – а просто терпеть не могла. Да и не было такого никогда и быть не могло, потому что готовила она превосходно. Поэтому бабушка, никого ни о чем не спрашивая, тут же продала курицу соседке – той самой, которая жила прямо через забор от нас. Соседкин муж тоже был старый большевик. И поэтому соседка купила курицу у нас за три рубля, сказав нам, что она жена старого большевика и сама СТАРАЯ БОЛЬШЕВИЧКА и потому не может поощрять спекуляцию курами. И все с ней согласились и сейчас же с благодарностью передали ей курицу через забор. И были очень довольны, что все так хорошо закончилось. И сели пировать и наслаждаться бабушкиными пирожками.
А курица с тех пор жила у соседки – долго и счастливо. Она оказалась отличной несушкой и каждый день несла яйца. Но бабушку это почему-то совсем не радовало. Ей просто даже было обидно, что наша курица несется для соседки. И всякий раз, когда курица гордо кудахтала, сообщая о своей новой удаче, бабушка хваталась за сердце и сокрушенно говорила маме: «Нет, ну ты подумай, опять яйцо!» И ей вторил Джерик, который всегда громко лаял, услышав хвастливое кудахтанье этой противной и, как он считал, довольно наглой и вредной птицы.
6
Как к Джерику приходил милиционер…
… а он лаял на сплетниц с подоконника и катал детей на санках
Наш с Таней папа был сценаристом. Вместе со своим другом и соавтором Семеном Лунгиным он писал сценарии для кино и пьесы для театра. И по их сценариям было сделано много хороших фильмов. Например, фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Этот фильм смотрели все, и все его очень любили и часто вспоминали и ЦИТИРОВАЛИ. И нам он тоже нравился, потому что он был смешной: про пионерский лагерь и про детей, которые в конце концов победили взрослых и прогнали своего противного директора. После этого фильма мне тоже очень хотелось в такой ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ – уж мы бы этому Дынину показали! Но нас не отдавали в лагерь, и даже в детский сад мы не ходили – мы были домашние девочки. Пока мы бы ли маленькие, до школы, мы ходили гулять в ПРОГУЛОЧНУЮ ГРУППУ к Лидии Семеновне. У Лидии Семеновны было пальто с лисьим воротником, и сама она была немножко похожа на лису с длинным носом, покрасневшим на морозе – ведь она целый день с нами гуляла, такая у нее была работа. Лидия Семеновна всегда стояла около песочницы и разговаривала с Зинаидой Степановной и с Ольгой Сергеевной – у них тоже были прогулочные группы, только они были больше похожи на птиц: одна – на цаплю, а другая – на индюшку. А мы тем временем копали песок или снег в песочнице, строили замки, лепили куличики – и угощали друг друга. И всем было хорошо. Наши родители были спокойны, что мы под присмотром и на воздухе, а мы радовались, что нам не мешают играть, и Лидия Семеновна тоже была довольна, потому что она РАБОТАЕТ. Но только она очень боялась ФИНА. И говорила: «Если придет фин, скажите ему, что вы мои племянники». Я тогда не знала, что фин – это ФИНАНСОВЫЙ ИНСПЕКТОР, который собирает налоги, и думала, что он – ФИНН, то есть житель Финляндии, и он за что-то преследует Лидию Семеновну, и уж конечно, ей не поздоровится, если в трудный момент у нее не окажется племянников. И поэтому все дошкольники нашего и соседних домов готовились встретить нашествие грозных и воинственных финнов, когда они на лыжах прикатят из своей северной страны, и тут мы им сразу скажем, что все мы, сколько нас ни на есть, – племянники Лидии Семеновны, Зинаиды Степановны и Ольги Сергеевны. «Пусть так и знают!» – говорили мы друг другу, поднимая вверх лопатки, как шпаги, и заедая свое торжественное обещание куличиками из снега или песка, пока наши воспитательницы, собравшись в кружок, обсуждали и осуждали всех жильцов нашего дома, района и города Москвы.
Иногда они сплетничали очень громко или даже ссорились, объединяясь вдвоем против третьей воспитательницы или против какой-нибудь соседки, а мы в это время дрались лопатками или просто сидели на земле и с интересом смотрели на них и спорили – кто победит? Когда у нас появился Джерик, мы с Таней были уже большие и гуляли сами, без взрослых. А во дворе были другие дети, у них были другие воспитательницы, которые так же боялись финов и так же сплетничали.
Но эти дети уже не были без присмотра, потому что теперь за порядком во дворе следил Джерик. Он стоял на окне и зорко глядел с подоконника вниз. Это был его наблюдательный пункт. И если он видел что-нибудь неподобающее, неприличное или просто НЕДОПУСТИМОЕ, он начинал громко лаять, быстро вилять хвостом и подпрыгивать на подоконнике. И даже сквозь стекло было слышно, как он лает.
И кто-нибудь мог сразу подойти к окну и увидеть, как дети сидят на снегу или едят песок. И конечно, воспитательницам это совсем не нравилось. Поэтому они объединились с лавочницами – Лошадью и Трамвайщицей, устроили заговор против Джерика и написали на него ДОНОС в милицию. И сказали нам, очень довольные: «Вот скоро придет милиционер и заберет вашу собаку!» Мы, конечно, испугались, но время шло, милиционер не приходил, и мы решили, что все обошлось.