Приключения Джона Девиса
Шрифт:
— Я и не думал сердиться на вас, господа, за поступок, внушенный вам сердцем, и хотя я отказал вам, однако, могу сказать, не согласно с моими чувствами, — отвечал капитан совсем другим уже голосом. — Ступайте, господа, и оставьте нас с г. Борком. Скажите экипажу, что мне очень жаль, что я не мог исполнить его просьбы и что казнь будет завтра, в полдень.
Мы поклонились и вышли, оставив капитана с лейтенантом.
— Ну, что? — вскричали все, как только увидели нас.
Мы печально покачали головою: у нас недоставало духу говорить.
— Так вы ничего
— Нет, любезный Боб. Девиду остается только приготовиться к смерти.
— И он приготовится как христианин, мистер Джон.
— Я надеюсь, Боб.
— А когда назначена казнь?
— Завтра в полдень.
— Можно мне будет повидаться с ним до тех пор?
— Я сейчас попрошу об этом капитана.
— Благодарю, покорнейше благодарю вас, мистер Джон, — вскричал Боб, схватив мою руку и хотел поцеловать. Разумеется, я отнял ее.
— Теперь, друзья мои, за работу, — сказал я.
И матросы принялись за работу с обыкновенной своей безропотной покорностью. Через пять минут после того все на корабле шло по-прежнему, только всюду царствовало печальное безмолвие.
Что касается до меня, то мне оставалось исполнить долг совести. Я принимал участие в экспедиции, которая привела Девида на корабль, и совесть беспрестанно терзала меня с тех пор, как я увидел, что это добром не кончится. Я пошел в кубрик и велел отпереть тюрьму, в которой заключен был Девид. Он сидел на колоде, облокотившись на колена; на ногах и на руках у него были кандалы. Услышав стук двери, он поднял голову; но как лампа стояла таким образом, что лицо мое было в тени, то он сначала не узнал меня.
— Это я, Девид, — сказал я. — Ты знаешь, что я был отчасти невинною причиною твоего несчастия: мне хотелось сказать тебе еще раз, как я об этом жалею.
— Да, я знаю, мистер Джон, — сказал Девид, вставая, — вы всегда были добры ко мне: вы вывели меня однажды из этой самой тюрьмы и доставили мне случай увидеть еще раз Англию; вы просили обо мне, когда мистер Борк сек меня: прости его, Господи, как я его прощаю.
— Так ты знаешь, что решил суд?
— Да, ваше благородие, мне сейчас прочли приговор. Ведь завтра в полдень?
— Садись же, Девид, — сказал я, чтобы увернуться от этого вопроса, — тебе надобно отдохнуть.
— Да, мистер Джон, пора мне отдохнуть, и, слава Богу, скоро буду отдыхать так, что никто уже не потревожит.
Пользуясь этим, я стал говорить ему о покаянии, о будущей жизни, где он снова увидится с женою и детьми.
— Но… я совершил преступление, — сказал боязливо Девид.
— Раскаиваешься ли ты в этом?
— Постараюсь, постараюсь раскаяться, мистер Джон; но я еще не довольно близок к смерти, чтобы забыть свою ненависть. Послушайте, мистер Джон, я надеюсь, что у меня достанет на это силы, но, если бы не достало, скажите, не может ли служить искуплением позорная смерть моя?
— Да, перед людьми, но не перед Богом.
— Хорошо, так я постараюсь, всеми силами постараюсь простить ему, не смерть мою, — Богу известно, что я простил его в этом, — но позор жены моей, нищенство моих детей. Да, я постараюсь, я надеюсь, что прощу ему и это.
В это время ключ в замке снова повернулся, дверь отворилась, и вошел капитан с матросом, который служил тюремщиком.
— Кто же это здесь? — спросил капитан, стараясь рассмотреть меня.
— Я, мистер Стенбау, — вскричал я с радостью, ожидая всего от этого неожиданного посещения. — Я пришел в последний раз проститься с Девидом.
С минуту продолжалось молчание; капитан посматривал то на меня, то на Девида, который стоял перед ним с мрачным, но почтительным видом. Наконец он сказал:
— Девид, я пришел просить у тебя прощения, как человек, в том, что осудил тебя, как судья; но я должен, непременно должен был сделать это.
— Я знаю, что меня ожидает, капитан. Смерть за смерть.
— Девид, — сказал капитан торжественным и печальным голосом, — поверь мне, преступление всегда преступление перед Богом; виновный может укрыться от правосудия людского, но не укроется от правосудия небесного. Скажи же мне, Девид, скажи, как перед Богом: мог ли я поступить иначе?
— Да, да, — вскричал Девид, — вы могли поступить иначе, вы могли быть безжалостны ко мне, как мистер Борк, и я бы умер в отчаянии, проклиная все на свете; я бы думал, что на земле нет сердца сострадательного, а вы, капитан, вы сделали для меня все, что только могли сделать. Заметив мое горе, вы прислали мистера Джона сказать, что отпустите меня, как скоро мы воротимся в Англию; когда вы принуждены были наказать меня, хотя и знаете, что я не виноват, вы, сколько могли, смягчили наказание; а когда должны были приговорить меня к смертной казни, вы пришли ко мне в тюрьму; капитан, вы утешили меня своим состраданием. Да, капитан, вы сделали для меня все, что могли, даже, может быть, больше, чем бы должны были. Ваши милости придают мне смелость представить вам последнюю просьбу мою.
— Говори, говори, что ты хочешь, — сказал капитан, протягивая к Девиду дрожащие свои руки.
— Дети мои, капитан! — вскричал Девид, бросаясь к ногам почтенного старца. — Дети мои… они выйдут из богадельни и принуждены будут просить милостыню…
— Они будут моими детьми, — сказал Стенбау, прерывая его. — Не бойся за них; я постараюсь, чтобы они простили меня в том, что я отнял у них отца, как ты прощаешь меня в том, что я отнял у тебя детей. Жены твоей я тоже не забуду; возвратясь в Англию, я буду просить за нее короля, и надеюсь, что за мою верную сорокалетнюю службу он не откажет мне.
— Благодарю, благодарю вас, капитан, — отвечал Девид, рыдая. — О, теперь, клянусь вам, теперь я не боюсь более смерти!.. Я даже благословляю ее, потому что она доставляет жене и детям моим такого благородного покровителя. Ох, теперь, капитан, благодаря вам, душа моя исполнена чувств христианских!.. Любовь моя усилилась, ненависть погасла: теперь я хотел бы видеть Борка между вами и мистером Джоном, и, клянусь вам, я поцеловал бы руку, которая меня губит.
— Теперь скажи мне, Девид, не могу ли я еще чего-нибудь для тебя сделать?