Приключения, Фантастика-92
Шрифт:
И еще одно он увидел. Ближайшие, самые крупные части структуры, ее ребристые поперечные и продольные оси, со всеми исходящими из них ответвлениями, сочленениями надвигались на него — надвигались достаточно быстро, грозя столкновением, ударом… Но всякий раз шлюпка, будто сама собой или же подчиняясь чьей-то воле, уклонялась от удара, проскальзывала в ячею… Иван даже — не сразу сообразил, что двигались не структуры, а его крохотное и утлое суденышко, лавировавшее между ними. И все это было настолько ни на что не похожее, настолько нереально, что мозг отказывался принимать это за явь — хотелось закрыть глаза, отмахнуться.
Проплывая
Никакой определенной цели, к которой могла бы стремиться его шлюпка, на экранах не было. Локаторы работали нормально, и бортовая машина показывала, что в них нет поломок, что все в порядке. Но локаторы ничего не показывали, они не реагировали на эти сочленения и отростки, они вообще казалось не замечали раскинутой в Пространстве Многомерной ячеистой сети!
И все-таки какая-то цель была! Его явно вели куда-то, именно вели, в крайнем случае, волокли, тянули на невидимом экране или же толкали — ведь двигатели шлюпки были выключены. Она не должна была двигаться!
При ближайшем рассмотрении Иван заметил, что поверхность структур во всех их ответвлениях не гладкая и ровная, а как бы поросшая чем-то наподобие мха. Мох этот и создавал наверное видимость какого-то движения, шевеления, дыхания. В зависимости от угла подлета менялись цвета: из лиловых переходили в серые, потом зеленовато-желтыми становились и начинали светлеть, высвечиваться изнутри до почти чистой желтизны. У него начинало рябить в глазах, но он смотрел, запоминал, пытался осмыслить хоть как-то непонятное явление, проанализировать его. Нахлынувшее любопытство изгнало из сознания страхи, волнения. Он позабыл о прошлом, о неведомом грядущем. Его занимало только непонятное настоящее.
Отрезвил скрипучий низкий голос, отчетливо прозвучавший под шлемом, голос нудный и раздраженный:
— Эй, Гнух, ты заснул, что ли? Тебе не кажется, что эта амеба излишне любознательна, а? Или ты ее решил поразвлекать немного перед распылением?! Не будь ребенком. Гнух, выруби слизняка!
Иван ничего не почувствовал. Но чудесная и непостижимая картина вдруг пропала. Он глядел на экраны обзора и видел лишь черное бездонное Пространство да крупинки звезд в нем, никаких сетей, ячеек, структур в этой пустынной черноте не было. И даже показалось, что их и вообще никогда не было, что они плод его воображения.
Но ему не пришлось углубиться в размышления. Он вдруг увидал нечто такое, что отвлекло его от всего предыдущего. Прямо по курсу на фоне вселенской черноты чернело огромное пятно округлой формы. Казалось, нет ничего чернее черноты Пространства. Однако он явственно видел, что эта чернота насыщенней, глубже — такой черноты и такого мрака Иван не видал никогда, он предположить не мог, что все это где-то существует: ни одна звезда не просвечивала сквозь убийственный мрак. Даже на краю бездонной жуткой пропасти невозможно было испытать тот ужас, что испытал Иван заглянув во вселенскую пропасть «черный дыры». Перед ним был коллапсар!
Теперь он понял, куда вели шлюпку невидимые лоцманы. И горло его перехватило судорогой. Это был конец! Из коллапсара нет выхода назад! Иван рванул на себя рычаги управления — двигатели вздрогнули, из них вылетели язычки пламени. Но на этом дело и кончилось. Иван нажимал подряд все клавиши, кнопки, пытался запустить в ход машинное управление… все было впустую, шлюпка не подчинялась ему.
Пятно увеличивалось в размерах с невероятной скоростью, будто он приближался к нему не на жалкой космолодочке, а на сверхскоростном суперкрейсере.
Иван был бессилен что-либо предпринять. Ему оставалось лишь одно — сидеть в полуразломанном кресле и ждать гибели. Исполинская воронка засасывала его. Ни одна звезда уже не высвечивалась на экране. Он падал в бездну «черной дыры». И он знал, что ее страшной влекущей силе не могло сопротивляться ничто во Вселенной, в его Вселенной. Иван был обречен.
Умереть надо было достойно. Он глубоко вдохнул, задержал воздух в легких, перебарывая слабость, дрожь. Потом гулко выдохнул. Попробовал расслабиться. Не получилось. Тогда он скрестил руки на груди, выпрямился. Он не закрывал глаз, не щурился, старался не моргать. Он хотел встретить смерть с открытыми глазами, заглянуть в ее безликое лицо, в ее безсущностную сущность. И никакая бы сила на свете не заставила его сейчас смежить веки!
Что-то угластое, легкое, но твердое уперлось в кожу груди. Иван не сразу понял — что. Он развел скрещенные руки, положил ладонь на грудь. И прошептал, почти не разжимая губ:
— Огради меня, Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, и сохрани меняет всякого зла… а коли нет мне прощения, так укрепи душу мою, даруй готовность принять муки и смерть безропотно и смиренно! О, Господи, простирается ли твоя власть и на этот край Мироздания, на эту вселенскую преисподнюю?! Или эта тьма уже за границами Твоих владений?! Прости, если что не так сказал…
Он мысленно распрощался со всеми друзьями, близкими, вспомнил о жене, уже пребывавшей за порогом жизни, о казненных родителях, которых он почти не помнил… да и совсем бы не знал без случайного сеанса мнемоскопии, он простился с сельским знакомцем старичком-священником и с Патриархом, с пожилой женщиной и непросыхающим Хуком Образиной, со всеми… Ой хотел встретить смерть с чистым и успокоенным сердцем, с погашенным в груди огнем тщеславия и гордыни, со смирением, как и подобает сильному, волевому человеку, осознающему себя не прахом преходящим, но существом, наделенным душою, частицей Души.
Но смерть не приходила. Он все падал и падал в бездонный зев коллапсара. И несмотря на то, что по всем законам материи его давно уже должны были смять, раздавить гравитационные поля, он совершенно не ощущал их воздействия, наоборот, он как бы парил под уходящим в неведомую высь куполом. И этот миг парения был бесконечен! Казалось, что это продолжение того самого нереального сна, навеянного то ли воспоминаниями, то ли воображением. Он пока парил. Но он знал, что падение будет страшным.
Холодное, колючее, непонятное сдавило его сердце. Острые иглы пронзили тело — не сразу, сначала они надавили остриями на кожу, потом прорвали ее, углубились в мышцы, вены, сухожилия, достигли аорты и артерий, прокололи сердце, легкие, печень, почки… Возникло ощущение, что они вышли с другой стороны, перекрестившись, натыкаясь одна на другую. Но он не умер. Он даже не шелохнулся. Он стоял, стиснув зубы, одеревенев, превратившись в каменное изваяние. Он ни на миг не закрыл глаз. Он все видел. И он был готов ко всему.