Приключения Гаррета. том.2
Шрифт:
Любопытно: раз Покойник легко их засекает, значит, они решили материализоваться во всем своем величии? Или мы ощущаем их присутствие лишь потому, что наблюдаем за ними, и это позволяет выделить их из числа прочих танферских божков? Скорее всего причина в третьем — шайиры сражаются с годоротами за право существовать. Отсюда и столь четкие ощущения.
Попка-Дурак сорвался с моего плеча и помчался неведомо куда, в очередной раз бросив меня на произвол судьбы. Брр! Неужели беднягу Гаррета и впрямь ждет будущее, в котором Покойник будет следить за каждым его шагом глазами проклятого комка перьев?
Я свернул за
Моя удача — дама капризная. Дом оказался высотой в два этажа. Хорошо. Крыша была плоской, за ней открывался безбрежный простор точно таких же крыш. Отлично. По ним можно было бежать, как по улице, благо расстояние между соседними домами составляло от силы три фута. Замечательно.
Но домовладельцы в этой части города явно не заботились о состоянии своих домов. Едва ступив на крышу, я провалился одной ногой и понял, что нужно либо сбавить скорость, либо спуститься на землю.
Я выбрал первое, благодаря чему до меня вдруг дошло, что я удаляюсь от Квартала Грез. Пора было спускаться и двигаться в противоположную сторону.
Спуск прошел не то чтобы гладко: я прыгнул — и проломил телом очередную крышу. По счастью, успел ухватиться за балку. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, осмотрелся. Как будто никого. Я сполз на пол. Тот оказался на удивление крепким.
Дом пустовал. Дерево во многих местах прогнило, камень еще худо-бедно держался. Свет проникал в комнату из многочисленных отверстий в стенах. Осыпавшаяся штукатурка, скрипучие доски под ногами; лестница вниз выглядела столь ненадежной, что я спустился по ней на четвереньках. Воровать в доме было нечего, если не считать кирпичной кладки и некоторых досок, еще годящихся на дрова (не то чтоб я собирался что-то прихватить с собой — просто бросилось в глаза).
Везет же мне на покойников во всех смыслах этого слова. Мой партнер — мертвец. Слуга стоит одной ногой в могиле. Город, в котором я живу, того и гляди покончит жизнь самоубийством.
Улица перед домом была пустынной. Зловещий знак. Обычно такие улицы кишмя кишат детьми, на скамейках сплетничают их мамаши, жалуются друг другу на ревматизм старухи, а старики играют в шашки и вздыхают о том, что мир катится ко всем чертям. Куда подевался Попка-Дурак? Я бы не отказался от данных воздушной разведки.
Впрочем, у меня нет времени на подобную роскошь. Я кинулся бежать в направлении Квартала Грез. Из-за дома по-прежнему доносился рев Родриго. Может быть, это он распугал местных жителей.
Нет, с богами одни неприятности.
40
Я почти добрался до цели. Как всегда — почти. Обычная история. Я почти родился королем, только в последний момент выбрал не ту матушку.
Я свернул на Гнорлибон-стрит в нескольких кварталах от улицы Богов. Этой улочкой пользуются редко, потому что она никуда не ведет. Зато с нее открывается шикарный вид. Как будто ничего подозрительного, никаких причудливых теней на стенах, никаких уродов поперек себя шире, никаких смертельно привлекательных девиц, охотниц с собаками и прочей нечисти. Все чисто. Я перешел с рыси на быстрый шаг и попытался на ходу перевести дух.
Говорят, темнее всего перед рассветом. Тому, кто так говорит, побывать бы в моей шкуре. У меня так: настроение радужнее всего перед тем, как на мою голову обрушится молот тьмы.
Не знаю, чем меня огрели. Я шел себе по улице, отдуваясь и ухмыляясь, а в следующий миг обнаружил, что ползу сквозь непроглядный мрак. Время шло, по крайней мере в моей голове, но во мраке оно словно застыло. Быть может, я очутился в чистилище или попал в нирвану, кому что нравится?
Возник свет. Я прополз к нему. Из света появилось лицо.
— Кэт?
Чьи-то пальцы погладили мою щеку. Затем ущипнули. От боли в голове прояснилось, зрение стало острее. Это была не Кэт, а ее мать. Имара. Годороты добрались-таки до меня! Впрочем, оглядевшись, я никого больше не увидел. Мы с Имарой находились в месте, которое напоминало громадное яйцо. В яйце помещался невысокий диванчик, убранный пурпурным шелковым покрывалом. Свет сочился неизвестно откуда.
— Что за…
— Подожди. — Имара приложила палец к моему лбу, как выражаются некоторые, к третьему глазу. Потом провела рукой по переносице, коснулась носа и губ. Ногти у нее были острыми как бритва. Я поежился; однако надо признать — ее прикосновение, как ни странно, возбуждало. — У тебя неплохая репутация. — Пальцы Имары продолжали блуждать по моему телу. — Она соответствует действительности?
— Не знаю. — Я не мог пошевелиться, зато мой голос подскочил на целую октаву. — Ай!
— Надеюсь, что так. Мне редко представляется подобная возможность.
— То есть? — Я сопротивлялся, причем на полном серьезе. Эта божественная матрона намеревалась поразвлечься, не понимая того, что делает меня заклятым врагом своего супруга. И не важно, что у них в пантеоне царит свобода нравов. Боги — существа ревнивые и имеют дурную привычку превращать возлюбленных своих жен в лягушек и пауков. Но Имару мое сопротивление только раззадоривало. Ей было плевать, что станется с Гарретом потом; она стремилась к одному и добивалась своего с настойчивостью, которую обычно приписывают не слишком соблюдающим правила общежития смертным мужского пола. Я принялся отбиваться, но было уже поздно — неизбежное свершилось. Оставалось лишь надеяться, что Имара не обернется каким-нибудь чудовищем с двумя сотнями щупалец и дыханием дохлой зубатки.
Я — агностик, которого заставили верить. Мне следовало позвать на помощь.
Если они все такие, тогда понятно, почему их преследуют неприятности.
Отдышавшись, я спросил:
— У тебя что, привычка хватать прохожих на улице?
— Только когда мне удается улизнуть надолго. В конце концов должна же я как-то поощрять себя за то, что терплю этого ублюдка Имара!
Покойник и словом не обмолвился насчет того, законнорожденный ли Имар. Мне стало ясно, чему обязан верховный бог годоротов своим обаянием.