Приключения иммигранта - Алистер
Шрифт:
– Как видишь.
– Про змею я знаю, а в остальном? Тебя проводить к девочкам?
– Проводи.
Если не наступать на ногу всем весом, идти было не больнее, чем стоять, и Алистер быстро приноровился хромать так, чтобы не морщиться от каждого шага.
– В остальном - очень интересно, - проворчал он через несколько шагов.
– А вот стоило ли оно того... Чует мое сердце, вы теперь будете две недели трепать языком про неуклюжих иммигрантов.
– Пусть тот, кого никто никогда не кусал, первым бросит в тебя камень!
– рассмеялся Ленни. Ну да, конечно, он же тоже читал Библию...
–
– Я сам, - отказался Алистер, продолжая сосредоточенно ковылять по мостовой.
– Как дела на работе?
– Как обычно. Расскажи хоть, что ты видел!
– Видел две разные семьи... Ленни, у вас что, все дети растут без отцов?
– Ну почему сразу "все"? Но многие, конечно. Вот я, например.
– А что случилось с твоим?
– Может, и ничего, только я представления не имею, кто он.
– А мама?
– Мама тоже не имеет ни малейшего представления.
– Тебя в школе не дразнили?
– За это - нет.
– А за что дразнили?
– Ну-у-у, - Ленни ненадолго задумался, - за проблемы с навигацией, за неудачный выпендреж, за то, что хвостом ходил за инструктором по борьбе и умолял поскорее научить меня всему на свете... За серьги один раз.
– Откуда ты их взял?
– Сделал из ракушек. Мы играли в Хитоэрн, но потом оказалось, что я обрек себя на вечную верность самому занудному лорду континента. Мне понравилось сочетание белого и розового, а какой провинции оно соответствует - я, разумеется, не посмотрел.
– С тех пор проверяешь источники?
– Угу. Можно сказать, что этот эпизод определил мою карьеру... Тебе помочь подняться наверх, или самому легче?
– Я сам, спасибо, - поблагодарил Алистер и, тяжело опираясь на перила, потащился вверх по ступенькам.
Девочки, разумеется, где-то гуляли, но звать их было не обязательно. С местной "фабрикой слухов" они все равно узнают все до вечера. Может, придут домой краситься и переодеваться, а нет - так придут к утру. Алистер умылся, разделся, проверил повязку на предмет продолжающегося кровотечения (пока жесткая ткань сохраняла свой изначальный серо-зеленый цвет) и плюхнулся на постель с фруктами, хлебом и книжкой. Нога болела, а предложить ему обезболивающего, разумеется, никто не удосужился. Если бы он не знал, как относятся к таким вещам имперцы, можно было бы принять это за намеренное издевательство, но какое уж тут издевательство... Забыли просто. Даже Ленни, вон, не пришло в голову - что уж с несчастного пилота спрашивать. У девочек дома имелась аптечка, но шансы, что там завалялось что-то от физического дискомфорта, были, конечно, невелики. Придется потерпеть, что делать? Книжка и еда отвлекали не особенно, но хоть как-то; потом Алистер, к собственному удивлению, заснул и проспал до середины ночи, а когда проснулся, Гиата и Таиша были уже дома, только пожалели его будить и устроились на полу.
– Девочки, перекладывайтесь, - предложил Алистер.
– Жестко же.
– Давай я тебе попить принесу, - предложила Таиша.
– И перевязать тебя надо заново.
– Зачем?
– От инфекции, - поддержала Гиата.
– Пойдем в ванную, там легче будет все правильно промыть.
Пришлось идти и смирно сидеть на бортике мелкого бассейна, пока девочки сражались со слипшейся повязкой, а потом изо всех сил стискивать зубы, пока Таиша заливала открытые раны фруктовым спиртом. Гиата обняла его за плечи и прижалась щекой к щеке.
– Больно, но надо, - сказала она, когда экзекуция была закончена и Таиша начала наматывать новую повязку.
– А то загноится, и будет еще хуже. В теплом климате всегда так. Теперь мы умеем лечить гангрену, но это больнее, чем просто перевязка. А раньше от нее можно было только ампутировать ногу; ну, или умереть.
– На самом деле?
– не поверил Алистер.
– Угу. У вас разве не так было?
– Может, и так, но очень давно, и я не читал про это. А вы что, помните эти времена?
– У нас они были не так давно. Мы были маленькие, нам учителя все время говорили: "Промывайте порезы, а не то ногу или руку потеряете!" А один раз к нам в школу привезли очень больного мальчика, он был десантник, и попал в плен раненый, и там негде было нормально лечиться, и когда его отбили, у него рука уже была черного цвета. Ребята отрезали ее еще на корабле, но это не помогло. Мы так хорошо его запомнили, что бегали купаться пять раз в день, на тот случай, если какой-нибудь царапины не заметили.
– Он умер?
– спросил Алистер.
С ума их учителя, что ли, сошли - показывать такое детям?
– Нет, но много мышц и костей с плеча и бока потерял. И лежал в жару несколько месяцев. А совсем скоро после этого мы научились лечить гангрену, и больше от нее никто не умирал.
– Кошмар какой!
Жжение в ноге унималось. Гангрена - не гангрена, а идея промывать открытые раны едкими субстанциями была та еще. Сплошные биотехнологии - неужели же не могут безболезненный антибиотик сделать?
– Кошмар, - кивнула Таиша.
– Пойдешь обратно спать?
– Пойдем, - согласился Алистер, и все-таки спросил: - Девочки, я ваш спирт переживу, конечно, но ради общего развития... Почему у вас нет безболезненных антибиотиков? Вы знаете это слово?
– Не-ет.
– Лекарств от бактерий. В Федерации есть разные таблетки, спреи и мази, которые совершенно не жгутся, а лечат так же хорошо, если не лучше.
– А. Интересно, - похвалила Гиата.
– Сейчас спрошу, - и, прежде чем Алистер смог ее остановить, уставилась в стену невидящим взглядом.
– Тэри, - позвал передатчик из комнаты голосом Сарета, и он поковылял на звук.
– Извини. Гиата тебя не разбудила?
– Нет, она знала, что я не сплю. Антибиотики можно сделать, но мы их почти не используем. Микробы мутируют так быстро, что никогда не знаешь, когда они не подействуют. Поэтому мы их делаем под те инфекции, когда промывать уже нечего, как обширная гангрена, или если кто-то подцепит какую-нибудь дрянь в космосе. И каждый третий раз все равно приходится в них что-то менять, потому что они теряют эффективность. Есть еще универсальное средство от "всего живого, кроме человеческих тканей", но оно такое болезненное, что мы его гражданскому населению в руки не даем.