Приключения капитана Робино
Шрифт:
Помню Комендант, с некоторых пор старавшийся держаться с нами не слишком официально, спросил:
— Ну, как, Робино, культуры хватает?
— Смотря какой.
— Гастролей Большого театра или Мариинки обещать не могу, но скажите, чего бы все-таки вам хотелось?
— Вот полетать бы на спортивном самолетике, чтобы без гермошлема, без высотного костюма, вольно так полетать для собственного удовольствия, на пилотаж…
— И это вы относите к культурным развлечениям? Странно.
— Почему же странно, если для души?
И пусть на самом
Но не буду отвлекаться. Недели через две Комендант молча повел меня куда-то в сторону от взлетно-посадочной полосы. Там внезапно обнаружился хорошо замаскированный ангар. Распахнув ворота радиосигналом и выдержав паузу, Комендант спросил:
— Ну как, подойдет?
В пустом гулком ангаре сиротливо одиночествовал красавец — самолетик спортивного класса. Кто-то позаботился окрасить его, как игрушку, и больше того — снабдил, выписанными на капоте нашими инициалами — Валиными и моими.
Правда, в бочку меда Комендант не приминул капнуть чуточку дегтя. Полагаю он сделал это не по своей воле, а во исполнение цеу свыше:
— Заправлять машину будем по вашей заявке, данной накануне. Заправка на один час полета.
Все ясно. Пролетав час, я имел единственную возможность к освобождению — упасть в море. И все-таки это было здорово — оторвать ся от взлетной полосы, набрать тысячу голубых-голубых метров — в безоблачную погоду в этих краях небо отличалось необыкновенно нежной голубизной и прозрачностью, и обернуться чередой замедленных пилотажной бочек — я всегда так здоровался с зоной — потом закрутить пару глубоких виражей и закружить петлями… Тот, кто летал, поймет, а тот кому такое счастье не подвалило, пусть не осудит — словами такое не передать.
Как игрушка-самолетик попал в свой ангар, осталось для меня загадкой. А чудеса, тем временем, продолжались.
Вечером, в десятом часу, ко мне постучали. Я крикнул:
— Открыто, чего там… входи! — думал это Валя деликатничает. Дверь распахнулась и на пороге возник «Толстый». Едва не онемев от неожиданности, я сорвался с места. Видит бог, я на самом деле обрадовался. Впрочем, серьезного разговора тем вечером не получилось. Только было я начал ораторствовать, как получил выразительный сигнал — потом! И понял. «Толстый» знает: тут и стены слышат. Удивило меня, правда, не это: он не желал, чтобы наш разговор дошел до кого-то еще. Это уже было весьма интересно!
На другой день вплоть до обеда мы с Валей летали. Сходили на высоту в семь тысяч метров, прошли по треугольному маршруту над океаном, дважды сбросили реагент в не слишком мощных кучевых облаках, снизились, получили команду освободиться от контейнеров и возвращаться на базу. Дальше предстояло готовить машину к следующему вылету.
А после обеда меня перехватил «Толстый», предложил прогуляться к морю. До берега надо было пройти, наверное, с километр. Этот путь мы проделали в полном молчании. Остановились на краю каменистой земли и тут «Толстый» достал из кармана непонятный предмет, напомнивший мне… электрическую бритву. Он вытянул из «бритвы» тоненький прутик-антенну, включил этот странный прибор и только тогда заговорил.
— Теперь мы можем спокойно побеседовать на любые темы, прослушивание исключено! — он вдруг подмигнул мне: — они ничего не знают об этой штуковине, вот метнут икру, когда ничего не перехватят! Давайте коротко о том, что наболело.
— Дмитрий Васильевич, вам известно содержимое контейнеров, помеченных цветными марками — красной, зеленой, коричневой?
— Приблизительно известно.
— У меня складывается впечатление, что реагент спецконтейнеров к воздействию на облака отношения не имеет. Так?
— Примерно. Моей работой давно заинтересовались те, кто стоит на страже военных интересов страны. Их люди напали на мысль использовать воздушные потоки для переноса активногореагента в определенные районы земли, так сказать силой природы. Со мной консультируются, но не больше…
— А меня и Пономареву вы как, запродали на корню или сдали в аренду?
— Дорогой, Робино, вероятно вы никогда не бывали там… и не представляете себе какие у нихвозможности подчинить человека против его воли.
Продолжать разговор не имело смысла. Я только позволил себе сказать этому человеку:
— С меня одной войны достаточно, я не желаю работать на новую.
Делиться опытом общения со спецорганами я не посчитал целесообразным. Единственное, что меня, если можно так выразиться, порадовало — они — так «Толстый» выговаривал с совершенно особенной интонацией, как ни старался, он не мог скрыть страха перед их силой, нет — их всесилием. Из этого я сделал вывод: сам «Толстый» из другого ведомства.
— На чем вы сюда прибыли, Дмитрий Васильевич?
— Сперва летел гидросамолетом, потом пересадили в катер.
— Но где вы приподнялись, я что-то не пойму?
— Любопытному Мартыну прищемили дверью нос. Слыхали? Это, так сказать назидательное воспоминание из детства.
— Понял, в позднем детстве у меня тоже взяли расписку о неразглашении! А хоть какая-нибудь надежда выбраться отсюда у меня и у Пономаревой есть? Только не крутите.
— В ближайшее время едва ли… Все зависит от… — и он написал на блокнотном листке: от медицины. Дал прочесть и сразу сжег бумажку.