Приключения капитана Робино
Шрифт:
— Если будем сидеть и ждать погоды, — говорю, — нам этой программы на все пять лет хватит.
— И что вы предлагаете, Робино? — невозмутимо спрашивает Мирон Иванович.
— Надо нам самим искать погоду, Россия велика, если гора не идет к Магомету, приходится Магомету идти к горе… Можно слетать в Грузию или в Азербайджан, например… С синоптиками проконсультироваться и рвануть, у них же есть долгосрочные прогнозы по регионам.
— Предложение, конечно, вполне… а деньги? — все так же невозмутимо спрашивает Александров.
— Какие деньги? — не понимаю я.
— Работу оплачивает не наша фирма, чтобы гонять ЛЛ в Тбилиси или еще куда-то, надо получить согласие арендаторов…
— Дмитрия Васильевича?
— Так, с барином, вижу, вы сконтактировались! Тогда вам, как говорится, и карты в руки. Звоните, договаривайтесь,
Добро мы получили даже без особого труда.
И начали мотаться по всей стране в поисках подходящих облаков. Находили и лазали, лазали, лазали в них, так что порой чертям становилось тошно. Попробуйте себе представить — вот выбрал я синевато-сиреневую клубящуюся тучу, обнюхал ее осторожненько и, не дожидаясь, пока она прольется обвальным дождем, громыхнет раскатистым громом, сунулся внутрь облачной громадины. Машина вырывается из рук, удерживать ее в горизонтальном положении, ориентируясь исключительно по приборам, мука мученическая. Голову повернуть страшно: по мокрым плоскостям голубым пламенем стекает статическое электричество. Знаю: поджечь машину оно не может, но на психику, как не хорохорься, давит. И ко всему нас беспрерывно бросает то вверх, то вниз, пытается опрокинуть через крыло на спину. Вот приблизительно такую картину мы наблюдаем каждый день. Забавно — мои мальчики-ветродуи радовались и веселились, когда нас трепало особенно жестко. Хорошие ребята, они не представляли себе, какой реальной опасности подвергаются. Есть выражение: ходить по лезвию ножа… очень подходит к нашему случаю.
Не буду врать: в работу метеорологов я не очень вникал, во всяком случае в ее теоретическую часть, мне и своих забот хватало — отвечать за сохранность корабля и жизнь экипажа.
Большую часть программы мы уже одолели, страху я лично натерпелся, думал, на всю оставшуюся часть жизни хватит, вообразить не мог ситуации хуже, чем ползанье в буйных облаках, как тут… впрочем, все по порядку.
В поисках подходящих облаков нам пришлось забраться на север. Долетели, отработали то, что было запланировано, можно возвращаться на базу. Уже в полете запрашиваю погоду в районе посадки. На севере случается ожидать самые непредвиденные изменения метеообстановки. Вот и на этот раз слышу — над базой опускается туман, низкая облачность. Запрашиваю запасной аэродром. Там тоже погода портится, советуют мне поспешить, если хочу сесть у них. А как я могу поспешить, спрашивается? Никакого резерва скорости у меня нет, топаю на экономичном режиме, сберегаю топливо. Шесть часов я уже отболтался в воздухе, так что горючего мне надолго хватить не может. Каждые десять минут запрашиваю погоду, и ничего утешительного в ответ не слышу. Все кругом закрыто, нижняя кромка облаков меньше ста метров, кое-где облачность и вовсе до самой земли, и наползают глухие, непроглядные туманы… А это не с эстрады петь — ох, туманы, мои растуманы… Сунешься — костей не соберешь. Это я хорошо знаю, помню, как гонял «кобры» с Аляски в Мурманск…
Смотрю на Юрченко. Он без слов, можно сказать, понимает, о чем я думаю: а не выбросить ли пассажиров наших с парашютами? Но дама наша хоть и не на каблучках, однако, пропадет в своей экипировке. Кругом снега. Ветрище, так что и шестиградусный мороз при таком обдуве доканать может.
Решение принимать командиру.
Остаток топлива? Минут на двадцать. Передаю диспетчерам базы:
— Включите все приводные средства, что у вас есть. Знаю-знаю, — вы закрыты по погоде. Ответственность за приземление принимаю на себя. Можете записать в журнал. Больше мне делать нечего, буду садиться. Кругом в радиусе пятисот километров все точки закрыты наглухо.
Выполнив заход по радиосредствам, начинаю снижение. Иду по глиссаде. Точно? Точнее не может быть. Ничего, кроме приборов не вижу. Высота? Двести метров, сто пятьдесят… Земля? Нет земли…
Уменьшаю вертикальную скорость. Высота? Восемьдесят метров. Кругом сплошное молоко. До встречи с землей остается несколько секунд. Уходить на второй круг бессмысленно: на повторный заход может не хватить горючего, а потом — чем другой заход будет лучше этого?
Ну, Максим, ты же везучий, давай, Максим, — примерно так говорю себе и тихонечко выбираю штурвал на себя. Так… еще чуть… еще… Убираю обороты двигателей полностью…
— Почему-то мы не падаем, не проваливаемся… Высота? По прибору — ноль, даже капельку меньше ноля. Все, что я мог, сделал. И тут медленно, по-черепашьи вползает в сознание — ты же, сукин сын, сел, ты катишь по заснеженной полосе, вот почему мы не падаем… Мы живы и целы, черт возьми.
Никому, ни при каких обстоятельствах не порекомендую пытаться повторить такое приземление. И сам не рискну. Но тогда нечего мне было делать. Уже на земле, укрытой туманом, мы просидели в самолете без малого два часа. Нас искали, но ни одна автомашина сопровождения не смогла обнаружить «упавший» самолет. Все изрядно замерзли. Когда чуточку поредело, нас, наконец, выручили. Что будет еще в жизни, не могу угадать, но ни до, ни после того полета вплоть до сегодняшнего дня ничего подобного я больше не испытывал.
Пока мы летали по программе воздействия на облака, с «Толстым», то есть с Дмитрием Васильевичем, я практически не встречался. Видно у него ко мне не было вопросов, а у меня — к нему тем более, какие могли быть вопросы? Программа вроде бы близилась к завершению, мы не убились, хотя шансов было предостаточно, и я уже начал помышлять об отпуске, о Гагре, например, о курортных приключениях. На юге мне обычно везло на приятные неожиданности, и как раз тут меня вызывает Дмитрий Васильевич.
Не могу пожаловаться, на этот раз «Толстый» отменно вежлив, пожалуй, даже предупредителен сверх меры. Но, что я слышу!
— Рад вас снова видеть, Робино, и готов поздравить с успехом. Первуючасть программы вы исполнили, нет слов, — великолепно. Летный экипаж я представляю к правительственным наградам…
Наверное, здесь мне следовало поблагодарить начальника, как минимум, произнести армейское: служу Советскому Союзу! но я ничего не говорю. Не ожидал такого поворота, и, что последует?
— Должен сказать, Робино, пока вы летали, мы тоже времени зря не теряли. Практически новая ЛЛ готова. Машина построена специально для нас, с учетом специфики полетов в облаках. Она чуть меньше той, на которой вы проделали первую часть программы, запас прочности новой ЛЛ значительно увеличен, он почти такой же, как у современного истребителя. Летательный аппарат поступает в собственность нашей фирмы. Улавливаете? У меня уже был разговор с вашим Генеральным. Михаил Ильич, хотя и неохотно, согласился уступить вас, высказавшись примерно так: если только ты, то есть я, сумею прельстить вас, Робино…
— Интересно однако получается, — говорю я, — без меня меня женили?!
— Ни в коем случае! Вас только посватали, мой дорогой. Слово за вами, скажите откровенно, чем конкретно я могу прельстить вас. Хотите, восстановлю в кадрах? Есть такая возможность. Генеральских погон не обещаю, а полковником будете. Окладом жалованья не обидим. Квартиру в ближайшее время не обещаю, да она вам пока и не потребуется. Так что скажете, Робино?
— Позвольте сначала узнать, а откуда взялось продолжение программы? Прежде, чем что-то решать, я хотел бы получить представление о ее второй части. Кстати, — второй или следующей? Как я понял, Михаил Ильич уже сдал меня вашей фирме, а что он решил относительно Юрченко? Если я приму ваше предложение, мне очевидно, потребуется второй пилот. И не какой попало, а внушающий доверие. И еще вопрос: почему вам пришло в голову делать из меня, как было сказано, полковника?
— Отвечаю по порядку. Вторая половина программы — исследование разныхреагентов. С точки зрения пилотирования, эта часть работы будет мало чем отличаться от предыдущей, хотя сильно расширится район полетов. Ряд исследований намечено провести над океаном. Более подробно, если вы примите мое предложение, вас, хоть сегодня, ознакомит наш ведущий специалист по программе. Далее. Двух летчиков Михаил Ильич отдать нам категорически отказался. «Слишком жирно будет!» — вот его подлинные слова. Со своей стороны я готов предоставить вам право выбрать любого пилота, которого вы сочтете достойным. Об оформлении перевода к нам или об откомандировании из армии, если такое потребуется, можете не беспокоиться. Будет сделано! Что еще? Ах, да — для чего вам становиться полковником? Во-первых, красиво, Робино, вам очень пойдет папаха. А, во-вторых, если серьезно, — время никого не щадит, и наступит момент, когда вам придется оформлять пенсию. Все мы раньше или позже вынуждены услышать: позвольте-ка вам выйти вон! Условия пенсии у полковника предпочтительнее… Еще вопросы?