Приключения маленького лорда

Бёрнетт Фрэнсис

Услышав это в первый раз, он побледнел:

– О Дорогая, мне не хочется быть графом. Никто из моих товарищей не граф. Как сделать, чтобы этого не было?

Но, по-видимому, ничего нельзя было сделать. Вечером, сидя у открытого окна и глядя на глухую улицу, Цедрик и его мать долго разговаривали. Мальчик сидел в своей любимой позе, обхватив одно колено, и его маленькое изумлённое личико раскраснелось от усиленных дум. Дедушка прислал за ним, прося его приехать в Англию, и, по мнению мамы, ему следовало ехать.

– Видишь

ли, – сказала она, печально глядя в окно, – я знаю, что твой папа захотел бы этого, Цедди, а потому ты должен ехать. Он очень любил свою родину, и есть многое, чего маленький мальчик не может вполне понять. Если бы я не отослала тебя, я была бы очень себялюбивой мамочкой. Когда ты вырастешь, ты сам увидишь – почему.

Цедди печально покачал головой:

– Мне очень жаль расстаться с мистером Гоббсом. Я думаю, ему будет недоставать меня, а мне – его. И мне жаль оставить их всех.

Когда мистер Гавишем – постоянный адвокат графа Доринкоурта, присланный дедом за лордом Фаунтлероем, – пришёл на следующий день, Цедрик услышал ещё много неожиданного и не стал веселее, узнав, что он со временем сделается очень богатым, что у него будут замки в различных местах, большие парки, глубокие рудники, крупные имения и фермы. Его беспокоила мысль о его друге, мистере Гоббсе, и вскоре после завтрака он побежал к нему в магазин в очень тревожном состоянии духа.

Бакалейщик сидел и читал утреннюю газету. Цедрик подошёл к нему с важным видом. Он чувствовал, что мистер Гоббс будет поражён, услышав обо всём случившемся, и по дороге к лавке долго думал, как бы лучше сообщить ему неожиданную новость.

– Ага! – сказал мистер Гоббс. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, – ответил Цедрик.

Он не забрался по обыкновению на высокий стул, а уселся на ящик с бисквитами, обхватил руками колено и несколько мгновений не двигался, не говорил и сидел так тихо, что мистер Гоббс наконец вопросительно взглянул на него поверх газеты.

– Эй-эй, – произнёс бакалейщик.

Цедрик собрался с духом:

– Мистер Гоббс, помните ли вы, о чём мы говорили с вами третьего дня утром?

– Да, – ответил Гоббс, – об Англии.

– Верно, – продолжил Цедрик. – Но перед тем, как Мэри пришла за мной? Помните?

Мистер Гоббс потёр затылок.

– Мы говорили о королеве Виктории и аристократах.

– Да, да, – нерешительно произнёс Цедрик. – И о… о… графах, помните?

– Помню-помню, – заметил Гоббс. – Мы немножечко затронули их, да-да.

Цедрик вспыхнул до корней волос. Никогда в жизни он ещё не был так смущён. Он боялся, что и мистеру Гоббсу тоже будет не по себе.

– Вы сказали, – продолжил Цедди, – что не позволите им сидеть на ваших бисквитных бочонках?

– Да, сказал, – твёрдо ответил Гоббс. – И я говорил то, что думаю. Пусть они попробуют – тогда и увидим.

– Мистер Гоббс, – сказал Цедрик, – в эту минуту на ящике сидит граф.

Гоббс так

и подскочил.

– Что такое? – закричал он.

– Да, – с подобающей скромностью сказал Цедрик, – я граф или сделаюсь графом. Я не хочу обманывать вас.

Мистер Гоббс казался взволнованным. Он порывисто поднялся с места и подошёл посмотреть на термометр.

– Кровь бросилась вам в голову, – сказал он, возвращаясь и глядя на своего юного друга. – Знойный день! Как вы себя чувствуете? У вас болит что-нибудь? Когда это началось с вами?

Он положил свою большую руку на волосы мальчика. Положение сделалось ещё затруднительнее.

– Благодарю вас, – сказал Цедди. – Мне совсем хорошо. С моей головой ничего не случилось. К сожалению, я должен сказать вам, мистер Гоббс, что всё это правда. Вот зачем пришла за мной Мэри и увела меня домой. Мистер Гавишем рассказывал обо всём этом моей маме; мистер Гавишем – адвокат.

Гоббс упал на стул и стал усиленно вытирать лоб платком.

– У одного из нас солнечный удар, – с волнением заметил он.

– Нет, – ответил Цедрик, – мы оба здоровы. Нам нужно как-нибудь примириться с этим, мистер Гоббс. Мистер Гавишем нарочно приехал из Англии, чтобы рассказать нам всё. Его прислал сюда дедушка.

Гоббс дико смотрел на невинное серьёзное личико.

– Кто ваш дедушка? – спросил он.

Цедрик положил руку в карман и вынул кусочек бумажки, на которой было что-то написано его круглым неправильным почерком.

– Мне трудно было запомнить всё сразу, а потому я записал, – проговорил мальчик и медленно прочитал вслух: – Джон-Артюр-Молине-Эрроль, граф Доринкоурт. Вот его имя, и он живёт в замке… то есть, кажется, в двух или трёх замках. Мой папа был его младшим сыном, и, если бы папа не умер, я не был бы ни лордом, ни графом. Папа тоже не был бы графом, если бы его старшие братья не умерли. Но они все умерли, и не осталось никого, кроме меня… Ни одного мальчика. Поэтому я должен быть графом, и дедушка прислал за мной. Он хочет, чтобы я поехал в Англию.

Гоббсу делалось всё жарче и жарче. Он вытирал лоб и лысину и с трудом переводил дыхание. Бакалейщик начал понимать, что случилось что-то необыкновенное, однако он смотрел на Цедрика, который спокойно сидел на бисквитном ящике с встревоженным выражением своих детских глаз, и не замечал в нём никакой перемены; он видел, что это всё тот же милый мальчик, как и прежде, – красивый, бодрый, славный маленький человечек в чёрном костюме и красном галстучке. Все эти известия о знатности туманили ему голову. Он ещё больше смущался, потому что Цедрик говорил так просто, очевидно совсем не понимая поразительности случившегося.