Приключения наследницы
Шрифт:
Он был превращен в украшение с помощью золотого колечка, через которое продевался кожаный шнурок. Как ни странно, шнурок особенно подчеркивал красоту камня, и тот вряд ли смотрелся бы краше на золотой цепочке.
– Да-а, – протянул Мамонов.
Джим, прежде сидевший за столом безмолвно, тоже издал какой-то звук.
– Даже непосвященному ясно, что на деньги, полученные от продажи этой штуки, можно купить город средней руки, – усмехнулся Иван Георгиевич. – Что-то до сего дня мне не было известно о такой драгоценности в шкатулке кого-то из уездных дам.
– Это оттого, что драгоценность сия попала в руки князей Болловских совсем недавно, – призналась я, потому что исправник взглянул на меня вопросительно, и трудно было оставить этот вопрос без ответа.
Но ему, видимо, одной короткой фразы показалось мало.
– И вы, ваше сиятельство знаете, как это произошло?
– Знаю, – сказала я, – но пока хотела бы об этом промолчать.
Правда, пристальный взгляд Мамонова говорил о том, что вряд ли он оставит в меня в покое, не постараясь выпытать все до мелочей. Но по крайней мере произойдет это с глазу на глаз. А я не хотела бы, чтобы до срока кто-то из моих гостей знал о том, что на кухне по-прежнему готовит обеды моя родная сестра по отцу, а эта драгоценность вовсе не принадлежит роду Болловских.
По крайней мере если исходить из честного торга. Если моя мать обещала в обмен за нее отпустить на волю Эмилию и не сделала этого, то мое владение сим бриллиантом не представляется законным.
В шкатулке было еще достаточно драгоценностей, но, конечно, ни одна из них не шла ни в какое сравнение с розовым бриллиантом.
Так что в конце концов мужчины потеряли к ним всякий интерес, и, уже не дожидаясь конца осмотра, Мамонов сказал:
– Ну, все ясно, Анна Михайловна!
И не стал уточнять, что именно ясно.
Я сложила все украшения в шкатулку, обвела взглядом сидящих мужчин и спросила:
– Теперь я могу ее унести?
– Конечно же, Анна, – вроде укоризненно сказал Веллингтон, – мы же не станем примерять их на себя.
Зимин насмешливо хмыкнул. Кирилл молчал, уткнувшись в какую-то точку на столе. Мамонов кивал:
– Отнесите ее к себе, ваше сиятельство, и припрячьте как следует.
Что я и сделала. Отнесла шкатулку в спальню и спрятала под подушку.
За неимением пока в доме другого уголка, где можно было бы уединиться, чтобы поговорить тет-а-тет, я наказала Аксинье привести Исидора в оружейную комнату. В ней имелась достаточно крепкая дверь, затворив которую можно быть уверенным в том, что тебя никто не услышит, а паче чаяния нужно будет, чтобы тебе не мешали, так имелась возможность задвинуть ее на этакий аккуратный маленький засов.
Егоровне я сказала:
– Направь своих подручных – тех, что переставляли мебель, – пусть принесут в оружейную два кресла, небольшой столик. Поставь на него ликерные рюмки и бутылочку рябинового ликера. И десерт фруктовый. Проследи, чтобы нам никто не помешал. Мне предстоит серьезный разговор с Исидором.
Я пришла в оружейную раньше, прикидывая, как мне поудобнее сесть.
Как-то однажды еще при жизни папы мы разговаривали с ним обо всем понемножку.
– Для того чтобы делать в жизни поменьше ошибок, – говорил он, – на то, что ты не будешь их делать, не стоит и надеяться! – нужно придавать внимание мелочам. Хочу заметить, что в большинстве своем наши люди как раз этого и не делают. А потом сетуют: вот, мол, не повезло, споткнулся на ровном месте, ни с того ни с сего случилось то-то и то-то. А я мог бы привести тебе десяток примеров, как всего одна лишь невнимательность лишила человека возможности продвинуться по службе, а другому, наоборот, его внимательность спасла жизнь...
Теперь я понимала, что отец пытался научить меня тому, как предупреждать действия людей, недоброжелательных по отношению к тебе, как предвидеть события, каковые обязательно происходят, как бы ты ни пытался от них откреститься.
– Если тебе предстоит важный разговор, – говорил папа, – прикинь, как тебе удобнее сесть. Во-первых, чтобы не уставала спина, не затекали ноги, потому что тебе придет в голову переменить положение тела как раз в ту минуту, когда твой визави вознамерился пуститься в откровения, или, наоборот, замкнуться в себе, или еще как-то проявить себя. Вместо того чтобы не спускать с него глаз, ты будешь думать о своем удобстве и можешь пропустить нечто очень важное. Во-вторых, имеет большое значение то, как падает свет на твое лицо и лицо твоего собеседника. Лучше для тебя садиться спиной к свету. Если же во время беседы тебе предстоит скрывать свои подлинные чувства, лучше вообще постараться сесть так, чтобы на твое лицо падала тень...
Отец говорил много чего интересного, но большинство его поучений я пропускала мимо ушей просто по причине тогдашнего легкомыслия. Я не думала, что это мне когда-нибудь понадобится.
Как бы то ни было, села я все-таки спиной к свету.
Конечно, мне пришлось первой начинать разговор, потому что мой будущий собеседник просто сидел и молчал. Я указала ему глазами на графинчик с ликером. Не знаю, что сказал бы папа, но мама заломила бы в ужасе руки: в твоем-то возрасте! Впрочем, мне ведь не обязательно было пить этот ликер наравне с Исидором, я могла его просто пригубить.
А он стал смаковать напиток, придерживая во рту, как будто долгое время не имел возможности этого делать. Но видимо, все так и было. Хотя по документам Исидор не числился нашим крепостным, он жил вместе с ними в имении и, я думаю, вряд ли имел какие-то привилегии по сравнению с остальными слугами. Такое вот добровольное рабство из чувства долга.
Интересно, в каких отношениях состоял он с Изабель? То есть я ни в коей мере не имела в виду отношения мужчины и женщины, но кем он был в ее семействе? Старым слугой? Другом отца? Оставалось только гадать. Думаю, он вряд ли стал бы со мной откровенничать.
Я вынула из маленького кармашка на юбке розовый бриллиант – таким образом я приготовилась к встрече – и показала его Исидору.
– Это ваше?
Он отрицательно покачал головой:
– Не мое. Это все, что осталось от богатства Изабель де Бренвилье.
– Но это именно вы отдали его моей покойной матушке?
– Если вы, ваше сиятельство, действительно знаете все, то он был отдан в обмен на некое действие, какового госпожа княгиня так и не завершила.
– Я обещаю сделать это за нее, но, так как пока официально я не вступила в права наследницы и, вероятно, не имею права подписи каких бы то ни было документов, придется вам еще немного подождать.
– Я готов ждать сколь угодно долго, если только маленькая принцесса Эмилия не будет подвергаться в вашем доме унижениям и обидам.
– А она им подвергается? – испуганно спросила я, пытаясь сообразить, кто смеет унижать мою сестру?!
– Подумать только, дочь Изабель де Бренвилье – крепостная в холодной России! – продолжал словно сам с собой говорить Исидор.
– Но ведь как раз об этом мы с вами говорим!
Я почему-то покраснела, будто была в этом виновата. Наверное, из-за того, что некоторое время не хотела верить в наличие у меня сестры и что она может бросить тень своим происхождением на имя княжны Болловской...