Приключения наследницы
Шрифт:
Увы, Исидор был прав.
– Вы думаете, что смерть Марии – не последняя? – осторожно спросила я.
– По крайней мере я не стал бы этого отрицать.
От нашего разговора я даже устала, потому решила закончить нашу встречу с Исидором.
– Думаю, пока суд да дело, нам все же стоит вернуться к своим занятиям, – сказала я, как бы подводя черту под нашим разговором.
Мне нужно было заново переодеться в рабочее платье – я всерьез собиралась заняться своим хозяйством.
Исидор проводил меня до двери и сообщил, что при необходимости может дать мне полный отчет, как обстоят дела в имении. Осталось кое-что проверить...
– Вроде господин Ромодановский занимался хозяйственными книгами, – заметила я.
Исидор как-то странно взглянул на меня и уточнил:
– То есть вы думаете, что мне этого делать не следует?
Я подумала всего одно мгновение и решила:
– Конечно же, следует, а Кириллу я скажу, что поручила это вам, поскольку он нездоров.
В самом деле, так ли уж разбирался в хозяйственных делах Кирилл, как о том рассказывал?
Исидор раскланялся со мной и ушел, а я отправилась в свою комнату, намереваясь обойтись без услуг Аксиньи, паче чаяния ее не окажется на месте.
Правда, я сказала, чтобы она посидела в комнате и подождала, пока я вернусь. Драгоценности в шкатулке так и остались лежать под подушкой, и мы с ней договорились поискать тайник, куда на время их можно было бы спрятать.
После завершения всей этой истории я намеревалась положить драгоценности в банк. По крайней мере до того момента, как у меня и в самом деле появится муж, который не допустит, чтобы в принадлежащем нам доме кто-то таинственный совершал свои гнусные дела!
Аксинья никуда не ушла. Только она уже не смогла бы ни помочь мне одеться, ни вообще исполнять обязанности горничной, потому что была мертва.
Мертва...
Я стояла, смотрела на нее и не могла сообразить, что делать. На меня напало странное оцепенение. Я ведь еще не подошла, не притронулась к ней, не послушала, бьется ли сердце. Просто знала, что это смерть. Не может быть жив человек с такой неестественно вывернутой шеей.
Но больше всего меня поразила валявшаяся у кровати пустая шкатулка и выброшенное из нее прямо на кровать содержимое – драгоценности, кучкой лежащие прямо у руки мертвой Аксиньи.
Я смотрела на это и чувствовала, будто некий железный обруч стискивает мою голову так сильно, что мне становится трудно дышать, а потом в голове словно что-то взорвалось, и осколки врезались в глаза, в уши...
Оказалось, я закричала. Так громко, что мой крик услышали во всех уголках дома.
Первым в комнату ворвался Зимин и стал зачем-то отрывать мои руки, которыми я сжимала голову.
– Аня, Анечка, – говорил он, целуя меня, – родная, успокойся, все пройдет, я с тобой!
Сквозь бушевавший в моей голове ураган я еще вопрошала неизвестно кого: разве мы с поручиком уже на ты и почему он зовет меня родной?
– Ну, это уже слишком! – сердито проговорил рядом с нами Мамонов, и я высвободилась из объятий Зимина, думая, что это он сказал с осуждением поведения поручика. Но исправник, сузив глаза, смотрел на тело моей горничной. – Кажется, кто-то думает, будто закон в таких случаях беспомощен! Будто можно без конца испытывать его терпение!
Я обвела взглядом стоявших мужчин – откуда-то прибежал даже Исидор – и всхлипнула:
– Аксинья!..
– Пойдемте, княжна, отсюда. Здесь сейчас все уберут. Видимо, украден розовый бриллиант.
– Не украден. Он у меня...
Иван Георгиевич прижал меня к себе, так что я не успела выговорить где.
– Не надо. Никому не интересно знать, где он, – громко сказал исправник, уводя меня прочь.
– Он у меня в кармане, – все же сказала я ему, когда Мамонов усадил меня в кресло в гостиной. – Я как раз показывала его Исидору.
– Почему – Исидору? – удивился он.
– Это старая семейная история, – вздохнула я.
– Послушайте меня, дорогая девочка, – ласково сказал Мамонов, как сказал бы, наверное, своей дочери. – События повернулись таким образом, что теперь нет отдельно ваших семейных историй и отдельно историй для всех. Все они переплелись между собой, и чем больше я буду знать подробностей, тем быстрее прекратится это безобразие.
– До сих пор я так и не узнала, нашел ли Зимин то, что его интересовало? – жалобно проговорила я.
Мамонов внимательно посмотрел на меня.
– На вас, княжна, и в самом деле столько всего свалилось. Наверное, только молодая психика может это выдержать без особого ущерба для здоровья.
– Иными словами, вы хотите сказать, что я толстокожая, раз не бьюсь в истерике, не падаю в обморок...
– Ну, положим, истерика у вас была. Только что. Вы разве никогда не видели мертвых?
– Никогда, – с удивлением подтвердила я. – Хелен умерла – я побоялась пойти посмотреть на нее, Мария – тоже. А на Аксинью я наткнулась так неожиданно... Я думала, сойду с ума.
– Вы проверили, драгоценности все на месте?
– Нет, я не успела.
– Пойдемте, сделаем это вместе с вами.
– Но там... Аксинья!
– Думаю, ваш Исидор распорядился, чтобы тело убрали.
Он настойчиво предложил мне руку.
– Придите в себя, Анна Михайловна. Вы же дочь военного. Чует мое сердце, вам еще понадобятся силы, пока эта история наконец не закончится.
– Вы думаете, будут еще убийства? – ужаснулась я.
– Но ведь тот, кто ищет розовый бриллиант, так его и не получил. Не так ли?
– Сейчас все об этом знают, но прежде... Кто мог знать об этом, кроме... Хелен?
– Наверное, тот, кого она удостоила своим доверием.
– Исидор вряд ли рассказывал об этом еще кому-то, хотя... Крепостные знали!
Я высказывала вслух одно предположение за другим, словно могла вот так, в порыве озарения, выяснить, кто пытается подобраться к этой свалившейся на меня драгоценности.
– Вы думаете, по дому бродит кто-то из крепостных?
– Нет, не думаю, глупость это. Что бы стал делать с камнем крепостной?.. Нет, ничего дельного на ум не приходит!