Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
— Да, если бы они были доверчивее и знали, какая судьба их ожидает, мы бы так долго здесь не торчат и.
— Да, бедняги боятся, что их постигнет участь австралийских рудокопов, возвращающихся большею частью на гробовых судах. [2]
— Но теперь, кажется, все улажено, и мы можем выйти в море.
— Завтра, завтра, дружище. Мне надо закончить с этим Бартоломео ди Монте.
— Но пока тебе нечего здесь делать, мы можем уйти.
2
Китайцы, по законам своих предков, должны быть похоронены на территории Поднебесной империи. Пользуясь этим, англичане организовали целое пароходство для перевозки останков китайцев из мест эмиграции в порты Небесной империи. Часто в гробы кладут товары, и китайская таможня не может ничего сделать, так как открыть гроб считается большим святотатством. — Здесь и далее примечания автора; примечания переводчика или редактора — оговариваются.
— Сейчас, Пьер. Мне нужно сказать одному из этих игроков два слова.
Молодой человек подошел к толпе, окружавшей игорный стол, и оставил Пьера де Галя наблюдать интересное зрелище.
Под волшебным светом бумажных разноцветных фонарей, развешанных на потолке разными причудливыми фигурами, волновалась разношерстная толпа всех цветов кожи. На грязном столе шло адское «макао», эта азартнейшая из азартных игр.
Богатые китайские коммерсанты из самых отдаленных провинций и даже с острова Хайнань специально приезжают в это Монте-Карло крайнего Востока, чтобы проиграть несколько сотен золотых тэли. [3]
3
Тэли — китайская монета, приблизительно равная английской кроне.
Между желтыми лицами граждан Поднебесной империи виднелись индусы, негры, малайцы и европейцы, загорелые, почти черные, как актеры в мелодрамах, изображающие убийц. Крупье, шестидесятилетний китаец с седой жидкой косичкой, отвислыми губами и лапами обезьяны, кидал карты, засаленные, как передник кочегара. После каждой сдачи он осматривал ставки ястребиным взглядом, ловко загребал проигрыши и со вздохом отсчитывал фунты и тэли немногим счастливцам.
Кучка денег крупье быстро росла. Настолько быстро, что один американский капитан, опустошив свой кошелек, закончил тем, с чего ему следовало начать: он стал присматриваться к рукам крупье. После четверти часа наблюдений он бросился на китайца.
— Каторжник, шулер, вор! — закричал он так, что стекла веранды зазвенели.
Затем, схватив крупье за косу так же уверенно, как хватал просмоленную снасть корабля, он тряхнул его и, не обращая внимания на вопли испуганного китайца, распорол его балахон карманным ножом.
О чудо! Сотни семерок, восьмерок и девяток высыпались из складок платья китайца к величайшему негодованию игроков, которые думали, что имеют дело с честным крупье.
Этот короткий акт правосудия закончился полным скандалом: все бросились на деньги, и началась общая потасовка.
Фрике, с грустью наблюдавший эту жалкую сцену, вдруг почувствовал острую боль в плече. Он обернулся и увидел Бартоломео ди Монте с поднятым ножом, пытавшегося воспользоваться удобным случаем, чтобы избежать дуэли.
Фрике быстро схватил португальца за руку и так сжал, что тот отчаянно закричал:
— Простите… сеньор!.. Вы мне сломаете руку.
— Негодяй, тебе недостаточно, что ты меня обокрал, ты хотел еще убить меня из-за угла, как трусливый шакал!
— Простите, я вас едва задел, да и то потому, что меня толкнули. Простите.
Фрике разжал пальцы, высвободив онемевшую руку португальца.
— Желтая макака, — сказал, смеясь, молодой человек, — я мог бы раздавить твою голову пяткой, но мне это противно. Вон отсюда, и живей!
В эту минуту к Фрике сквозь толпу пробрался Пьер де Галь.
— Стоило ли оставаться, чтобы иметь дело с такими мошенниками? Сильно тебя ранила эта обезьяна?
— О, пустяки, небольшая царапина.
— Ну, в таком случае идем из этого вертепа, а завтра в путь.
Друзья покинули игорный дом, еще не затихший после скандала, и направились в свою гостиницу. Найти ее было нелегко. Нужно быть моряком, чтобы ориентироваться в лабиринте узких переулков, которые скорее похожи на переплетения водостоков, чем на улицы. Они переплетаются между собой, карабкаются по горам, спускаются в овраги и, наконец, теряются среди китайских лачужек, разбросанных безо всякого порядка.
Основанный в 1557 году португальцами Макао лежит на самой оконечности полуострова. Он насчитывает до двухсот тысяч жителей, из которых только семь тысяч европейцы. Часть города, где живут последние, представляет собой крепость с пушками, направленными во все стороны.
Фрике и Пьер бродили по переулкам и только к рассвету добрались до дома.
В то время, когда они входили, мимо прошли две темные фигуры.
— Клянусь брюхом тюленя, — вскричал Пьер, пристально всмотревшись, — это тот самый американец, который вздул шулера, и португалец, который хотел тебя убить!
Наутро друзья отправились в «Баракон», как называлось здание китайской эмиграционной конторы. Некогда это здание принадлежало иезуитам, теперь же служило перевалочным пунктом для бедных кули. [4]
4
Нарицательное имя китайских рабочих.
Первым навстречу французам попался португалец Бартоломео.
С удивительным спокойствием он подошел к Фрике и с подобострастием стал расспрашивать о здоровье. Не получив ответа, негодяй удалился, скорчив отвратительную гримасу, которая должна была изображать улыбку.
— Прощайте, сеньор, — говорил он, уходя, — будьте здоровы. Надеюсь, что вы никогда не забудете вашу встречу с Бартоломео ди Монте.
Пьер де Галь и Фрике, не обращая внимания на слова португальца, вошли к главному чиновнику эмиграции.
Помещение было убрано с непомерной роскошью, в которой европейский комфорт соседствовал с богатством Востока. Но едва вы покидали порог комнаты и оказывались в коридоре, все изменялось.
Тут начиналось царство нищеты и голода. Бедные, оборванные китайцы, в течение целых суток не имевшие щепотки риса во рту, покорно ожидали решения своей участи. Они с унынием, гонимые неумолимым голодом, покидали зеленые берега Небесной империи, как будто предчувствуя, что больше их не увидят.
Действительно, из десяти тысяч китайцев, которые ежегодно покидают Макао и приезжают в Калао, и из пяти тысяч направляющихся в Гавану после закрытия Сан-Франциско, добрая половина не возвращается совсем, и очень многие совершают обратное путешествие на кораблях-гробах.