Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
В конце концов эта победа оказалась менее блестящей, чем воображали победители, ибо когда пациента усадили, а исполнительница вооружилась щипцами, возникло маленькое затруднение. В течение некоторого времени она не могла отыскать ни одного черного волоса на лице мистера Траньона; тогда мисс Гризль, очень встревоженная и растерявшаяся, прибегла к увеличительному стеклу, стоявшему на ее туалетном столике, и после тщательного осмотра обнаружила темный волосок, каковой миссис Пикль, наложив инструмент, выдернула с корнем, к немалому смятению его владельца, который, почувствовав боль значительно более острую, чем предполагал, вскочил и поклялся, что не расстанется с другим волосом даже для того, чтобы спасти их всех от проклятья.
Мистер Хэтчуей призывал его к терпению и покорности; мисс Гризль повторила свои мольбы с великим смирением, но, видя, что он глух ко всем ее просьбам и твердо решил покинуть этот дом, она обвила руками его колени и стала заклинать во имя любви к богу, чтобы он возымел сострадание к несчастной семье и потерпел еще чуточку ради бедного ребенка, который в противном случае родится с седой бородой. Отнюдь не растроганный, он был скорее раздражен таким доводом, на который ответил с большим негодованием:
— Убирайтесь к черту, косоглазая сука! Он будет повешен гораздо раньше, чем у него вырастет хоть какая-нибудь борода!
С такими словами он вырвался из ее объятий, бросился к двери и, ковыляя, направился к своему дому с такой поразительной быстротой, что лейтенант не мог его догнать, покуда он не подошел к собственным воротам. А мисс Гризль была столь потрясена его бегством, что ее невестка, исключительно из сострадания, попросила ее не огорчаться, уверяя, что ее собственное желание уже удовлетворено, ибо она вырвала сразу три волоса, не доверяя с самого начала терпению коммодора.
Но хлопоты усердной родственницы не прекратились и после благополучного завершения этого предприятия; ее энергия была направлена на выполнение других задач, продиктованных фантазией ее невестки, почувствовавшей однажды непреодолимую потребность во фрикасе из лягушек, которые бы являлись уроженками Франции; итак, возникла необходимость послать человека в это королевство. Но так как нельзя было положиться на добросовестность слуги, то мисс Гризль взяла это дело на себя и отплыла на катере в Булонь, откуда возвратилась через двое суток с кадкой, наполненной этими проворными тварями, но когда они были приготовлены по всем правилам искусства, невестка отказалась их отведать под тем предлогом, что приступ мучительного желания миновал. Однако ее влечения проявились в иной форме и сосредоточились на занятной принадлежности домашнего хозяйства, которая была собственностью жившей по соседству знатной леди, и, по слухам, весьма необычной. Это было не что иное, как фарфоровый ночной горшок превосходной работы, сделанный по заказу почтенной владелицы, которая пользовалась им для своих интимных нужд и берегла его как неоценимую домашнюю утварь.
Мисс Гризль содрогнулась при первом же услышанном ею от невестки намеке на желание обладать этим предметом, ибо она знала, что его не удастся купить, а нрав леди, который бы отнюдь не из приятнейших с точки зрения гуманности и снисходительности, пресекал всякую надежду позаимствовать его на время. Поэтому она попыталась рассеять доводами это капризное желание, как сумасбродную фантазию, которую следует побороть и подавить; миссис Пикль была, по всей видимости, убеждена и удовлетворена ее аргументами и советом, но тем не менее не могла удовольствоваться никаким иным приспособлением, и ей угрожала весьма серьезная неприятность. Взбудораженная той опасностью, какой, по ее мнению, она подвергалась, мисс Гризль бросилась в дом леди; получив частную аудиенцию, сообщила ей о плачевном положении своей невестки и воззвала к милосердию леди, которая, вопреки ожиданиям, приняла ее очень благосклонно и согласилась потворствовать желанию миссис Пикль.
Мистер Пикль начал приходить в дурное расположение духа от тех издержек, какие должен был понести из-за каприза своей жены, которая и сама была встревожена этим последним эпизодом и решила не давать волю своей фантазии; благодаря этому мисс Гризль, избавленная от каких-либо чрезвычайных хлопот, пожала желанные плоды своих сладчайших надежд с рождением прекрасного мальчика, которого ее невестка спустя несколько месяцев произвела на свет.
Я пропущу описание бесконечной радости по случаю этого важного события и замечу только, что мать миссис Пикль и тетка были крестными матерями, а коммодор присутствовал на церемонии как крестный отец младенца, которому дали при крещении имя Перигрин из уважения к памяти покойного дяди. Покуда мать была прикована к постели и не могла поддерживать свой авторитет, мисс Гризль взяла на свое попечение ребенка и присматривала с удивительной бдительностью за нянькой и повивальной бабкой, вникая в мельчайшие их обязанности, которые исполнялись по особым ее указаниям.
Но миссис Пикль, едва получив возможность вернуться к заведованию хозяйством, сочла нужным изменить некоторые порядки, касавшиеся ребенка, которые были введены по распоряжению ее золовки, и, помимо прочих новшеств, приказала, чтобы свивальники, обматывавшие младенца аккуратно, как египетскую мумию, были сняты и выброшены, дабы не подвергать природу никаким стеснениям и не препятствовать свободной циркуляции крови. И каждое утро собственноручно она быстро окунала его в лоханку, наполненную холодной водой. Эта операция показалась мягкосердечной мисс Гризль таким варварством, что она не только восстала против нее со всем присущим ей красноречием, проливая во время этой церемонии обильные слезы над жертвой, но и уселась немедленно в экипаж и отправилась к известному деревенскому врачу, к которому обратилась с такими словами:
— Скажите, пожалуйста, доктор, не опасно ли и не жестоко ли допускать, чтобы бедный хрупкий младенец погиб от погружения в ледяную воду?
— Да, — ответил доктор, — я утверждаю, что это настоящее убийство.
— Вижу, что вы человек весьма ученый и проницательный, — сказала она, — и прошу вас, будьте так добры изложить это мнение в письменной форме собственноручно.
Доктор немедленно исполнил просьбу и высказался на клочке бумаги в таком смысле:
«Сим удостоверяю для тех, кого это может интересовать, что я твердо уверен, и таково мое неизменное убеждение, что всякий, кто допускает младенца погибнуть от погружения его в холодную воду, даже если упомянутая вода и не холодна, как лед, в действительности является повинным в убийстве упомянутого младенца, что заверяю своею подписью.
Получив это удостоверение, за которое врач был тотчас вознагражден, она вернулась ликующая и надеялась, опираясь на такой авторитет, преодолеть всякое сопротивление. Итак, на следующее утро, когда ее племянника собирались подвергнуть очередному крещению, она извлекла свидетельство, которое, по ее представлениям, давало ей власть отменить столь бесчеловечную процедуру. Но она обманулась в своих ожиданиях, как ни были они оправданы. Миссис Пикль отнюдь не утверждала, будто расходится во мнении с доктором Колосинтом.
— К его репутации и убеждениям, — сказала она, — я питаю такое уважение, что буду заботливо соблюдать осторожность, рекомендуемую этим свидетельством, в котором он, нисколько не осуждая моего образа действий, заявляет только, что убийство есть преступление, — заявление, справедливость коего я, нужно надеяться, никогда не буду оспаривать.
Мисс Гризль, которая, по правде говоря, просмотрела слишком бегло документ, дававший ей, по ее мнению, полномочия, прочитала бумагу более внимательно и была ошеломлена своею несообразительностью. Впрочем, потерпев поражение, она нимало не убедилась в том, что ее возражения против холодной ванны были неразумны; наоборот, наделив врача разнообразными ругательными эпитетами за недостаток знания и искренности, она самым серьезным и торжественным тоном выразила протест против гибельного обычая окунать ребенка — против жестокости, которой она, с божьей помощью, никогда не разрешила бы по отношению к своему собственному отпрыску. И, сложив с себя ответственность за печальный исход, который неизбежно должен был воспоследовать, она заперлась в своей комнате, чтобы предаться скорби и досаде.