Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
Совершив этот подвиг, Перигрин не стал ждать, чтобы капитан выбрался на берег, но, по совету своего руководителя, отступил с большой поспешностью, а на следующий день отплыл со своими спутниками в скюите в Гарлем; там они пообедали и вечером прибыли в древний город Лейден, где встретили несколько английских студентов, которые приняли их весьма радушно. Впрочем, миролюбивая беседа была в тот же вечер нарушена спором, возникшим между одним из этих молодых джентльменов и врачом по вопросу о холодных и горячих методах лечения подагры и ревматизма и перешедшим в такую перебранку, что Пикль, пристыженный и рассерженный неучтивостью своего дорожного спутника, принял сторону его противника и публично упрекнул доктора за грубость и раздражительность, которые, сказал он, делают его непригодным для общества и недостойным его, Пикля, благодеяний. Сия неожиданная декларация привела доктора в изумление и смущение; он тотчас оборвал свою речь и просидел весь вечер в мрачном
Посетив ботанический сад, университет, анатомический зал и все прочее, что посоветовали им осмотреть, они вернулись в Роттердам и стали рассуждать о том, каким путем ехать в Англию. Доктор, чье недовольство Перигрином не только не рассеялось, но скорее возросло вследствие равнодушия и презрения нашего героя, начал заискивать перед простодушным живописцем, который был польщен этим шагом к полному примирению; теперь доктор воспользовался случаем расстаться с нашим путешественником, заявив, что он и его друг мистер Пелит решили совершить переезд в торговом шлюпе, а перед этим он слышал, как Перигрин возражал против этого утомительного, неприятного и ненадежного способа сообщения. Пикль тотчас разгадал его намерение и, отнюдь не пытаясь отговорить их от этой затеи и не выражая ни малейшего сожаления по поводу разлуки с ними, очень холодно пожелал им счастливого пути и распорядился, чтобы его багаж был отправлен в Хельвоэтслюис. Там он со своей свитой взошел на следующий день на борт почтового судна и при попутном ветре прибыл через восемнадцать часов в Гарвич.
Глава LXVI
Когда наш герой ступил на английскую землю, сердце его преисполнилось гордостью при мысли о том, сколь он усовершенствовался с той поры, как покинул родину. Он начал припоминать занятные события раннего детства; он предвкушал радостное свидание со своими друзьями в крепости после полуторагодового отсутствия, и образ его очаровательной Эмилии, который заслонили другие менее достойные впечатления, вновь завладел всецело его сердцем. Со стыдом припомнил он, что пренебрег перепиской с ее братом, которой сам же добивался, вследствие чего получил от этого молодого джентльмена письмо, в то время как жил в Париже. Несмотря на эти совестливые размышления, он был слишком самоуверен, чтобы предвидеть какие-либо затруднения, когда придется испрашивать прощение за такую небрежность, и стал подумывать о том, что страсть его может нанести ущерб благородному его положению, если не удастся удовлетворить ее на таких условиях, о которых он прежде и помыслить не смел.
К сожалению, труд, мною предпринятый, налагает на меня обязанность указать на это развращение чувств нашего надменного юноши, который находился теперь в расцвете молодости, был опьянен сознанием своих достоинств, окрылен фантастическими надеждами и гордился своим состоянием. Хотя он был глубоко влюблен в мисс Гантлит, однако отнюдь не почитал ее сердце конечной целью своего волокитства, которое, как был он убежден, восторжествует над самыми прославленными женщинами в этой стране и удовлетворит влечение его и честолюбие.
Тем временем, желая, чтобы возвращение его в крепость было столь же радостно, сколь и неожиданно, он попросил мистера Джолтера не писать коммодору, не получавшему от них известий со дня их отъезда из Парижа, и нанял почтовую карету и лошадей до Лондона. Гувернер, выйдя распорядиться касательно экипажа, по рассеянности оставил на столе открытую тетрадь, а его воспитанник, случайно бросив взгляд на страницу, прочел следующие слова: «Сент. 15. — Прибыли благополучно по милости божией в сие злосчастное королевство — Англию. На этом кончается дневник моего последнего странствования». Любопытство Перигрина разгорелось от этого замечательного заключения, он обратился к началу и прочитал несколько страниц дневника, какой обычно ведут люди, именуемые дорожными гувернерами, для удовлетворения своего собственного, а также родителей и опекунов воспитанника, и в назидание и для увеселения своих друзей.
Дабы читатель получил ясное представление о сочинении мистера Джолтера, мы приведем запись событий одного дня, как они были им изложены; и эта выдержка явится прекрасным образчиком, чтобы судить о плане и выполнении всей работы.
«Мая 3. — В восемь часов выехали из Булони в почтовой карете — утро туманное и холодное. Укрепил желудок возбуждающим напитком. Порекомендовал упомянутое средство мистеру П. как противоядие от тумана. Mem [53] . Он отказался. Одна из лошадей была с подседом на бабке правой задней ноги. Прибыли в Самюр. Mem. Сделали полтора перегона, то есть три лиги, или девять английских миль. Небо прояснилось. Прекрасная равнина, изобилующая злаками. Форейтор читает молитву, проезжая мимо деревянного распятия у дороги. Mem. Лошади мочились в ручеек, протекающий в низине между двух холмов. Приезд в Кормон. Обычный перегон. Спор с моим воспитанником, который упрям и находится во власти пагубного предубеждения. Едем в Монтрей, где получаем на обед жирных голубей. Весьма умеренный счет. Нет ночного горшка в спальне вследствие небрежности служанки. Обычный перегон. Отправляемся дальше в Нанпон. Страдаю скоплением газов и несварением желудка. Мистер П. угрюм и, кажется, принимает отрыжку за испускание ветров. Из Нанпона выезжаем в Бернэ, куда прибываем вечером и где намереваемся провести всю ночь. N. В. Два последних перегона были двойные, но наши лошади, хотя не из сильных, шли бодро. Поужинали нежным рагу и превосходными куропатками в компании с мистером X. и его супругой. Mem. Упомянутый X. случайно наступил мне на мозоль. Уплата по счету, не вполне приемлемому. Спор с мистером П. по вопросу, дать ли на чай служанке. Он настаивает, чтобы я дал монету в двадцать четыре су, по совести, а хватило бы и трети. N. В. Она — дерзкая особа и не заслуживает ни единого лиара».
53
Memento! — Помни (лат.).
Наш герой был так недоволен некоторыми заметками в этом занимательном и поучительном дневнике, что, желая наказать автора, вписал между двух абзацев следующие слова почерком, чрезвычайно походившим на почерк воспитателя: «Mem. Имел удовольствие приятно напиться допьяна, провозглашая тосты за нашего законного короля и его высокое семейство в присутствии почтенных английских отцов Общества Иисуса».
Утолив, таким образом, жажду мести, он выехал в Лондон, где нанес визиты тем аристократам, к которым имел рекомендательные письма из Парижа, и был не только милостиво принят, но и осыпан любезностями и предложениями услуг, ибо они поняли, что имеют дело с богатым молодым джентльменом, который, отнюдь не нуждаясь в их поддержке или помощи, может не без выгоды для них вступить в ряды их приверженцев. Он имел честь обедать за их столом, в результате настойчивых приглашений, и провести несколько вечеров с леди, которым он особенно понравился своей внешностью, манерами и крупными карточными проигрышами.
Итак, будучи введен в beau monde, он решил, что настало время засвидетельствовать почтение своему щедрому благодетелю, коммодору, и однажды утром выехал со своей свитой в крепость, куда благополучно прибыл в тот же вечер. Войдя в ворота, открытые новым слугой, не знавшим его, он увидел своего старого друга Хэтчуея, который прогуливался по двору в ночном колпаке и с трубкой во рту, и, приблизившись к нему, взял его за руку, прежде чем тот заметил его появление. Лейтенант, видя, что его приветствует незнакомец, в молчаливом изумлении смотрел на него, припоминая его черты, и, как только узнал его, тотчас швырнул трубку наземь и воскликнул: «Будь проклят мой салинг! Добро пожаловать в порт!» И с любовью заключил его в свои объятия. Затем он крепким рукопожатием выразил свое удовольствие при виде старого товарища по плаваниям, Тома, который поднес к губам свою дудку, и музыка его разнеслась по всему замку.
Слуги, услыхав знакомый звук, весело высыпали из дома и, узнав, что вернулся их молодой господин, разразились такими громкими криками, что привели в изумление коммодора и его супругу и пробудили сладкие предчувствия у Джулии, чье сердце неистово забилось. Выбежав впопыхах, взбудораженная надеждой, она пришла в такое волнение, что буквально лишилась чувств в объятиях Пикля. Но вскоре она очнулась, и Перигрин, выразив ей свою радость и любовь, отправился наверх и предстал перед крестным отцом и теткой. Миссис Траньон встала и приветствовала его ласковым поцелуем, вознося благодарность богу за благополучное его возвращение из страны нечестивой и порочной, где, как надеялась она, нравственность его не пострадала и религиозные убеждения не изменились и не понесли ущерба. Старый джентльмен, прикованный к креслу, онемел от радости при его появлении и после многих неудачных попыток подняться разразился, наконец, залпом ругательств по адресу своих собственных ног и протянул руку крестнику, который почтительно ее поцеловал.
Закончив обращение к подагре, которая ежедневно в ежечасно навлекала на себя его проклятья, он сказал: Ну, мой мальчик, мне теперь все равно, скоро ли я пойду ко дну, раз ты благополучно вернулся в гавань. А впрочем, это чертовская ложь: мне бы хотелось продержаться на воде, покуда я не увижу здорового мальчугана, твоего сына. Будь прокляты мои мачты! Я тебя так люблю, что считаю своим собственным отпрыском, хотя мне и непонятно, как ты попал на верфь.
Затем, обратив свой глаз на Пайпса, который к тому времени пробрался к нему в комнату и произнес обычное приветствие: «Здорово!» — он воскликнул: