Приключения, почерпнутые из моря житейского
Шрифт:
II
На другой день после полученного от Эрнестины де Мильвуа пригласительного письма знакомые и приятели Чарова выбили всю мостовую у подъезда его дома, поминутно останавливаясь с вопросом: а что, дома Чаров? – «Никак нет-с!» – отвечал всем швейцар. На третий день этот ответ заменился более положительным: «не принимает-с, нездоровы».
– Что с ним сделалось?
– Не могу знать-с.
Прошло несколько дней. Дом Чарова как будто обратился в кокон червя в человеческом образе.
Посмотрим,
Вот он в кабинете, развалился на диване и жжет сигару. Не и духе. Но язык его как будто развязался, во всех членах какое-то движение, глаза смотрят не наружу, а внутрь.
– У у-родина! – бормочет он сердито, – навязал себе на шею воплощенную добродетель!… Недотрога, sensitive [231] проклятая!…
В гостиной послышался звук рояля. Меланхолические аккорды как будто потрясли душу Чарова. Он вскочил, бросился из кабинета прямо в гостиную к роялю.
[231] Недотрога (франц.).
– Эрнестина! Ange [232] !… помиримся!
– Я с вами не ссорилась; к чему же мир?
– Ты такая странная!… Голова идет кругом! Знаешь что? Поедем прогуляться со мной, в кабриолете, за город.
– Это что значит? Мне, ехать с вами?
– Ну да, ну что ж такое?
– Нет!
– Черт!… – проговорил Чаров отвернувшись, – это невыносимо!
– Точно невыносимо, – отвечала, вставая с места, Саломея, – и потому мы лучше расстанемся.
– Ни-ни-ни!… Не сердись! Прости меня, не буду!… Ну, embrasse! [233]
Саломея презрительно покачала головой.
– Если любишь?
– Вы прежде взвесьте свои собственные чувства, что они в состоянии сделать для того, кого любят.
– Я? я все в состоянии сделать для тебя; все, что только хочешь: говори, приказывай.
– Приказывай! приказывают рабу. Вы не раб мой; но и я не буду наемной вашей рабыней!
– А! Так вам угодно… понимаю…
– Ничего, ровно ничего мне не угодно!… Я в вас ошиблась и вижу, что вы еще ребенок, для которого каждая женщина кукла!… Позвольте мне послать вашего человека.
– Куда-с?
– Нанять мне дом.
– Дом? Вам угодно меня оставить?
– Непременно!
– Нет-с, я вас не выпущу отсюда!
– Хм! – произнесла Саломея с презрительней улыбкой.
– Не выпущу – и кончено!
– Странно! Кажется, я свободна, не жена ваша, чтоб позволить вам так располагать мною!
– Эрнестина!
– Monsieur!
– Фу, демон какой! – проговорил Чаров по-русски, заходив по комнате.
– Я повторяю вам мою просьбу, – сказала Саломея.
– Какую-с?
– Я не желаю здесь оставаться…
– А я желаю. Я женюсь на вас.
– Я не могу переносить ваших шуток, увольте меня от них!… О, какое несчастное создание женщина!…
Саломея бросилась на диван и закрыла глаза платком.
– Ну, виноват, виноват! – вскричал Чаров, припав перед ней и схватив ее руку.
– Оставьте меня, сударь!
– Эрнестина!… я, право, не понимаю тебя: чего же ты хочешь?… Предлагаю все, что угодно, предлагаю себя… На, возьми!
– Мне ничего не нужно!
– Но я не могу без тебя жить… как хочешь, не могу!… Мне, черт знает, все надоело!… Только ты одна нужна мне…
– Позвольте, оставьте меня!… Я не могу быть жертвой вашей прихоти…
– Ну, убей меня, а потом иди куда хочешь!… Живой Чаров не пустит тебя от себя ни шагу!… Слышишь?… Ну, дай мне руку, дай, Эрнестина!
– Вы оскорбляете меня! вы злобно смеетесь надо мной!… Вы думаете, что меня льстит ваше богатство?
– Ничего не думаю, ей-богу ничего. Мне только нужна твоя любовь, любовь твоя.
– Любовь покупается только любовью.
– Но ведь я люблю тебя.
– Это любовь! – проговорила Саломея с усмешкой.
– Да какую же еще любовь тебе нужно?… Черт знает, право, женщины что-то воображают себе сверхъестественное в этой любви… Какая-то фантазия в голове; ну, не понимаю! Как тут понять?
– Кто не способен любить, тот и не способен понимать любви… Для вас нужна не любовь, а женщина… и все женщины для вас равны. Вы привыкли только утолять свои чувства, привыкли покупать наслаждение… Вы не способны любить!
– Я не способен любить?… Нет, я прошу вас это доказать! – вскричал Чаров, вскочив с полу и заходив взад и вперед.
– Доказать! Любовь не требует доказательств, – проговорила спокойно Саломея.
– Ah, Dieu! – вскричал снова Чаров исступленно, остановясь перед Саломеей, – если я буду угождать женщине, ухаживать за ней, ни о чем не думать кроме ее, – что это значит?
– Волокитство, – отвечала Саломея равнодушно.
– Если я отдам ей все, что у меня есть, – что это будет значить?
– Это будет значить, что вы думаете купить ее любовь ценою вашего состояния.
– Только? А если я буду считать ее божеством, истязаться, исполнять все женские ее причуды? Что это будет значить?
– Вашу собственную, мужскую причуду.
– Больше ничего?
– Ничего.
– А если я предложу ей себя, свое имя, все, все, все, душу, жизнь… Ну, еще что?
– И все это будет значить, что вы хотите добиться только до права сказать бедной женщине: «Ступай! довольно! надоела!»