Приключения послушного Владика

Добряков Владимир Андреевич

Не оглядываясь, Кирюшин шагнул к двери и вышел.

Иван Петрович услышал, как хлопнула калитка, и в ту же минуту в комнату ворвался Егорка:

— Пап, он зачем был здесь?

— Егор, обожди, — сказал отец. — Я тебя видел сегодня?.. Конечно, утром ты ушел, обедать не приходил. Значит, не виделись. Поздороваться надо, сынок.

— Ну, здравствуй. Зачем Витькин отец приходил?

— Разговоры вели.

— О чем?

— О войне, о мире. О видах на урожай.

— Темнишь, папка!

— У тебя научился. Тоже

не все рассказываешь.

Бутылки

В субботу и воскресенье стояла жаркая солнечная погода, и потому на зеленые лужайки и в рощи, к голубому, блестевшему, как зеркало, озеру, было великое нашествие всякого отдыхающего люда. Одни — на машинах и мотоциклах, другие — на своих двоих, навьюченные рюкзаками и палатками; были тут и свои, местные, и приехавшие из областного центра, почти за сто километров, а судя по некоторым номерным знакам машин, можно было заключить, что о тихом, ласковом озере знали и в самой столице.

Запарились в эти дни патрульные. Только бегай да смотри, там кусты трещат, здесь под самыми деревьями костер развели, тот прямо в ручье мотоцикл моет, а двое «умников», словно не отдыхать приехали, — целую ремонтную мастерскую возле своей машины развернули: вонища, будто в керосиновой лавке, на траве мазут, масляные тряпочные концы.

Командир Егорка едва голос не сорвал, а суровый Сережка для пущей острастки полные две страницы исписал в блокноте — номера машин, фамилии.

Однако и «трофеев» приносили полные сумки. В Егоркином сарае весь угол бутылками заставили. Больше семи десятков.

Во вторник утром настоящий моечный цех устроили. Принесли три ведра воды, вылили в корыто, мыли бутылки, шуровали внутри проволочным ежиком, трясли, полоскали. Продавленные в середину пробки Сережка ловко вытягивал из горлышка бечевочной петлей.

Посуду пошли сдавать все вместе. Правда, Наташе тащить бутылки не пришлось. Если бы в сетке нести — другое дело. А то — в обыкновенных мешках из-под картошки. Егорка так распорядился. Не хотел, чтобы посторонние видели. Витька-идиот встретил их как-то с бутылками — аж подпрыгнул от радости:

— Гип-гип, ура! Молодцы, пионеры-алкаши!

Пункт приема посуды располагался рядом с почтой.

Уже вся горка составленных у стены ящиков была видна, в темном окошке мелькнул белый фартук приемщицы — считай, дошли. Можно было бы и не отдыхать. А Егорка вдруг снял с плеча мешок, опустил его на землю.

— Серега, обожди.

— Осталось-то — всего ничего.

— Говорю: обожди.

Егорка в обе стороны оглядел улицу, крутой откос слева.

— Вот на этом месте, — сумрачно сказал он.

— А, — догадался Сережка, — точно, здесь. — И тоже посуровел лицом.

— Идемте! — Наташа потянула брата за руку. — Я не хочу об этом.

— Я — не тебе, — жестко сказал Егорка. — Владик вот не знает. Я — ему. А то он про вино тогда

все допытывался: отчего в каждом магазине продают. Да я бы этих алкашей своими руками душил!.. Отец, значит, оттуда ехал, — Егорка показал в направлении почты. — Как нужно ехал, по правилам, он ведь водитель первого класса. Вечером было. С зажженными фарами ехал. А трактор — оттуда, навстречу. И вдруг перед самой отцовой машиной на середину выкатил. А осень, грязь, скользко. Отец вывернул руль, чтобы не столкнуться. Машину занесло, — видишь, откос какой. Ну и… пошла кувырком.

— Хотя бы дорога была пошире, — вздохнул Сережка.

— А этот идиот, Митроха, — тракторист из леспромхоза, оказывается, был вдребезги пьяный. Мотоцикл обмывал… Все из-за этих! — Егорка с таким ожесточением пнул мешок, что, похоже, какая-то из посудин треснула.

— Бутылка не виновата, — заметил Сережка. — То виновато, что в нее наливают.

— Вот, Владь, отчего я такой сердитый на вино. Понял?

— Понял, — не поднимая головы, кивнул Владик. А потом все же добавил: — Непонятно только, зачем везде продают его?

— Спички тоже продают, — сказал Егорка. — А спичкой дом поджечь можно. Что же, не продавать спички? Напиваться нельзя — вот что главное. А то некоторые так пьют, что совсем балдеют, не помнят ничего, дороги не видят… Ну, ладно, — Егорка поднял на плечо мешок, — пошли сдавать.

За посуду ребята получили без малого десятку.

Толик аккуратно положил деньги в кошелек:

— Тридцать четыре рэ теперь.

— Что ж, с такими деньгами можно и в город ехать, — сказал командир. — Как считаешь, Серега? Можем на этой неделе? А то и каникулы кончатся. И кататься некогда будет.

— А хватит? — с сомнением спросил Сережка.

— У меня есть пятнадцать рублей, — сказал Владик. — Это, правда, на билет.

— А зачем тебе билет? — засмеялся Егорка. — Отвезем на нашем велосипеде. Подумаешь, семьсот километров! Впятером-то скорей поезда прикатим!

Владик улыбнулся Егоркиной шутке, но, если бы можно было, он в самом деле без всякой жалости отдал бы деньги. Только все равно вряд ли удалось бы покататься на этом чудо-велосипеде. Экзамены теперь Таня сдала, а мама собиралась хоть ненадолго съездить к морю. Вот-вот телеграмма может прийти, чтоб выезжал домой. Не хочется, конечно, да что поделаешь? Уже и до школы не так долго осталось.

— А почему не хватит? — придирчиво спросил Толик. — На эти деньги новый велосипед почти можно купить. А вы старье будете покупать — седла, цепь. И половины не потратите.

— Слышь, Серега, — усмехнулся Егорка, — жмот какой, наш министр финансов! С ним не нашикуешь. Даже на мороженое в тот раз не мог выпросить. На собственные покупал.

Весело переговариваясь, друзья отправились обратно домой.

Придержав Владика за руку, Наташа немного отстала и, незаметно вздохнув, спросила: