Приключения Родрика Рэндома
Шрифт:
— К черту! Я надеялся, что это мой. Куда идете? Мы снова удовлетворили его любопытство, и когда мы его взяли в шлюпку и дали глотнуть спиртного, он сказал нам, что сам он с «Везувия», военного корабля, крейсировавшего у острова Испаньола, и что он упал за борт двадцать четыре часа назад, а так как корабль был под парусами, то решили его не забирать, но бросить ему курятник, на котором он надеялся утром добраться до мыса; во всяком случае, он был очень рад попасть к нам на борт, ибо не сомневался, что встретит свой корабль, а если бы он сошел на берег в заливе, то рисковал попасть в плен к французам.
Рассказ о весьма беспечном поведении этого парня увеселил моего дядю и отца, а спустя два дня, как он и ждал, мы встретили «Везувий», на который, по его желанию, мы его и отослали.
Пройдя благополучно пролив, мы пошли на север и, поймав западный ветер, через два месяца уже могли прибегнуть к промерам, а еще через два дня увидели Лизэрд.
Неописуема была радость, какую я почувствовал, завидев Англию. Был растроган и дон Родриго, а Стрэп проливал слезы умиления. Матросам пошло на пользу наше расположение духа, башмак, прибитый к мачте, был щедро наполнен. Мой дядя решил сразу итти в Даунс, но ветер переменился, когда мы были на траверсе острова Уайт, и он должен был зайти в бухту Сент-Элен, а затем итти к Спитхед на беду матросов, из которых тридцать человек тотчас же были схвачены вербовщиками и очутились на борту военного корабля
Мы с отцом отправились сушей в Портсмут, предоставив Стрэпу с капитаном сделать крюк и позаботиться на корабле о наших вещах; я с таким нетерпением стремился увидеть мою очаровательную Нарциссу, что отец позволил мне ехать к дому ее брата, а сам решил нанять почтовую карету до Лондона, где должен был меня ждать в условленном месте.
Снедаемый пламенем страсти, я пустился в путь в тот же вечер и утром прибыл в гостиницу, находившуюся в трех милях от поместья сквайра; здесь я оставался до следующего утра, испытывая муки нетерпения и вместе с тем упоительную надежду узреть это божественное создание после полуторагодовой разлуки, которая не только не ослабила любовь, но, наоборот, разожгла ее несказанно. Не чужды мне были также опасения, что, несмотря на все мои надежды, она могла уступить настояниям брата и отдать руку счастливому сопернику. От опасения услышать о ее смерти я терял голову, и когда я, наконец, прибыл в темноте к домику миссис Сэджли, у меня некоторое время не хватало смелости постучать из боязни услышать зловещие новости. В конце концов я постучал, и как только добрая женщина услышала мой голос, она открыла дверь и, прослезившись, встретила меня объятиями.
— Ради бога, дорогая матушка, скажите, что с Нарциссой? Она все та же, что была? — вскричал я.
Она усладила мой слух:
— Нарцисса так же красива, здорова и по-прежнему ваша!
Я был вне себя от радости и спросил, смогу ли я увидеть ее в тот же вечер, но в ответ на это сия мудрая матрона сообщила, что моя возлюбленная в Лондоне и после моего отъезда произошли значительные перемены в доме сквайра, который год назад женился на Мелинде, в первую очередь сумевшей отвлечь его внимание от Нарциссы в такой мере, что он стал вполне безразличен к своей прелестной сестре и ему достаточно условия, включенного их отцом в свое завещание, по которому она теряет свое состояние, выйдя замуж без его согласия. Миссис Сэджли сообщила также, что моя возлюбленная, с которой невестка обходилась нелюбезно, воспользовалась обретенной свободой и несколько месяцев назад уехала в столицу, где и живет сейчас вместе с мисс Уильямc в ожидании моего приезда, и что ее осаждал домогательствами лорд Куивервит, который, узнав, что сердце ее занято другим, приложил все усилия, чтобы убедить ее в моей смерти; однако, потерпев поражение во всех своих ухищрениях, несколько недель назад он вознаградил себя за ее безразличие женитьбой на другой леди, которая уже покинула его из-за каких-то семейных неурядиц. Кроме сих новостей, узнал я также, что согласия нет и между Мелиндой и сквайром, которого привело в раздражение большое количество кавалеров, увивавшихся вокруг нее даже после его женитьбы; против ее воли он поторопился отправить ее в поместье, где их взаимная неприязнь дошла до такого предела, что они перестали стесняться знакомых и слуг и оскорбляют друг друга в самых грубых выражениях.
Эта благородная старая женщина с добрым сердцем, в доказательство неизменной любви Нарциссы ко мне, показала последнее полученное ею письмо, в котором моя возлюбленная упоминала обо мне с таким целомудрием, нежностью и заботливостью, что моя душа запылала от нетерпения и я решил скакать верхом всю ночь, чтобы как можно скорее обрадовать ее. Миссис Сэджли, наблюдая моеволнение и питая материнскую любовь к Нарциссе и ко мне в равной мере, напомнила мне о чувствах, с которыми я ехал за границу, чтобы помешать себялюбивому желанию насладиться в ущерб этой прелестной леди, целиком зависимой от меня в том случае, если бы мы сочетались браком, и поблагодарил ее за любезное участие и вкратце рассказал ей о своем преуспеянии, что вызвало радость ее и удивление. Сказал я также, что в благодарность за все, чем обязан ей, я постараюсь доставить на склоне ее лет довольство и покой, для чего я хотел бы, чтобы она жила вместе со мной и Нарциссой. Эта благородная женщина была так чувствительно тронута моими словами, что слезы потекли по ее морщинистым щекам; она возблагодарила небеса за то, что оправдались предчувствия, возникшие у нее при первом знакомстве со мной, и в самых изящных и прочувствованных словах выразила признательность за мое, как она назвала, великодушие. Но она отклонила мое предложение, ибо была сильно привязана к милому, печальному домику, где так спокойно коротала годы своего одинокого вдовства. Натолкнувшись на ее непреклонность, я уговорил ее принять тридцать гиней и удалился, порешив выдавать ежегодно такую же сумму, чтобы ей легче было выносить тяготы преклонных лет.
Проведя в пути ночь, я достиг утром Кентербери, где остановился, чтобы переменить лошадей, и, входя в гостиницу, заметил на другой стороне улицы аптекарскую лавку с вывеской, на которой прочел имя Моргана. У меня мелькнула мысль, не обосновался ли здесь мой прежний сотоварищ, и, расспросив, я убедился в правильности догадки и узнал также, что он недавно женился на вдове из этого города, за которой взял три тысячи приданого. Обрадовавшись такому известию, я пошел в лавку, как только она открылась, и застал моего приятеля за прилавком, занятого приготовлением клистира.
Я приветствовал его:
— Мое почтение, мистер Морган!
Он поглядел на меня и, ответив «Мое почтение, сэр», — продолжал с полным безразличием растирать в ступке составные части промывательного.
— Что это, Морган? Разве вы забыли своего старого сотоварища? — сказал я.
При этих словах он снова взглянул на меня и, встрепенувшись, воскликнул:
— Поже мой! Не может пыть! Это он! Если не ошипаюсь, мой дорогой друг, мистер Рэндом?
Как только он узнал меня, он швырнул наземь пестик, опрокинул ступку, перепрыгнул через прилавок, смахнув при этом полами кафтана ее содержимое, бросался мне на шею, горячо обнял и вымазал скипидаром и яичными желтками, которые смешивал при моем приходе.
Когда закончились наши взаимные приветствия, он сказал мне, что по возвращении из Вест-Индии овдовел, добился назначения лекарем на военный корабль, на котором прослужил несколько лет, пока не женился на вдове аптекаря, которая принесла ему значительное приданое, мир и покой, а также неплохую торговлю. Он весьма желал выслушать о моих приключениях, но я сказал, что теперь у меня нет времени, что мое положение прекрасно и я надеюсь увидаться с ним, когда не так буду спешить. Однако он настоял, чтобы я остался позавтракать, представил меня своей жене, по-видимому скромной, рассудительной и весьма немолодой женщине. Он показал мне пуговицу с рукава, данную мной в обмен на его пуговицу, когда мы расставались в Вест-Индии, и был немало горд, увидев, что и я сберег ее. Узнав о положении Макшейна, он сперва, казалось, обрадовался его беде, но затем, подумав, сказал:
— Впрочем, он понес расплату за содеянное зло, прощаю ему, и пусть пог ему также простит.
О душе капитана Оукема он выразил беспокойство, сказав, что теперь она несомненно скрежещет зубами, и прошло немало времени, покуда я убедил его в том, Томсон жив, чему он очень обрадовался. Обменявшись заверениями в дружбе, я, наконец, простился со славным валлийцем и его супругой и, взяв почтовых лошадей, прибыл в Лондон в тот же вечер, нашел своего отца в добром здравии и сообщил ему все, что узнал о Нарциссе.
Мой добрый родитель укрепил мою решимость жениться на ней даже без приданого, если нельзя будет получить согласие ее брата, пообещал перевести на меня через несколько дней достаточную сумму денег, чтобы я мог содержать ее подобающим образом, и выразил желание увидеть милое создание, заполонившее мое сердце.
Так как я не спал всю предыдущую ночь да и, кроме того, устал от поездки, я ощутил потребность в отдыхе и пошел спать.
Утром, около десяти часов, я взял портшез и, следуя указаниям миссис Сэджли, добрался до дома моей очаровательницы и попросил вызвать мисс Уильямc. Мне не пришлось ожидать и минуты, как в комнату вошла сия молодая женщина и, увидев меня, испустила пронзительный вопль и отшатнулась. Но я встал между нею и дверью и, обняв ее, привел в себя.