Приключения рыцаря из Милана
Шрифт:
– Я вас понял. Я это сделаю. Похоже, вы мне предложили очень опасную работу, синьор.
– И я за неё очень щедро плачу. А теперь слушайте…
Глава 2. Свобода
Когда я вышел из Кастель-дель-Ово, уже был поздний вечер. Я мог остаться в замке до утра – комендант предлагал мне переночевать в комнате для гостей, вполне разумно считая, что ходить поздно вечером и ночью одному по улицам столицы Неаполитанского королевства не очень безопасно. С этим я был полностью согласен, но оставаться в замке уже не мог – шесть месяцев в его стенах не прошли даром, и я хотел поскорей оказаться под открытым небом.
С синьором Никколо мы обсудили некоторые подробности предстоящего дела, и он пригласил меня на следующий день зайти в гостиницу «Море», расположенную прямо на пьяцце Сан Гаэтано15.
– Я там пробуду до конца июня, – сказал он. – Поэтому вы можете писать мне туда на мое имя: синьор Никколо Роцци. Завтра жду вас там в семь часов вечера. Возможно, у вас появятся какие-то идеи, предложения или вопросы.
Пьяцца Сан Гаэтано мне была хорошо знакома. Это центральная площадь Неаполя, там располагаются различные административные здания и парламент, филиалы банковских и торговых домов, представительства некоторых городов и республик, а также базилика Сан Гаэтано. В общем, сеньор Роцци, остановившись в гостинице «Море», подтверждал, что он человек богатый и влиятельный.
Неаполь уже погрузился в сон. Только иногда то в одной, то в другой стороне раздавались песни и веселый смех возвращавшихся домой запоздалых гуляк. Я думал о том, кто же такой Никколо Роцци. Понятно, что он нанял меня не от своего имени – за ним стоит, видимо, целая группа каких-то влиятельных людей. Также я понимал, что зовут моего нежданного спасителя совсем не Никколо Роцци. Ну разве будешь в здравом уме и трезвой памяти нанимать убийцу под своей собственной фамилией, если есть возможность скрыть эту информацию? Конечно, нет.
Синьор Никколо приложил все возможные усилия, чтобы сохранить своё настоящее имя в тайне. Конечно, при сильном желании можно было бы вежливо попросить синьора Чизоллу назвать имя этого таинственного посетителя. Однако, я был почти уверен, что и комендант крепости не знает его настоящее имя. Я готов был поклясться, что и ему он представился так же, как и мне. Можно спорить на то, что в гостинице его тоже знают под именем Никколо Роцци.
Тем не менее, коё что мне все-таки известно об этом человеке. Прежде всего, он – флорентинец. Уж флорентийское произношение я могу отличить, пусть он и пытался его скрыть. Однажды я месяца два прожил во Флоренции, а потом, уже здесь в Неаполитанском королевстве долго общался с одним флорентийским дворянином. Поэтому флорентийское произношение мне очень хорошо знакомо. Роцци был уроженцем Флоренции, или какого-нибудь другого региона Тосканы. В этом у меня не было ни малейшего сомнения.
Флорентийское произношение гортанных звуков, когда зачастую звучание буквы «к» заменяется на «х», невозможно ни с чем спутать. Конечно, это не единственный признак флорентийского «диалекта». Есть, как я понимаю, еще несколько признаков. Например, флорентинцы часто употребляют слова с уменьшительно-ласкательным суффиксом ino, а также «проглатывают» буквы, и где надо и где не надо сокращают слова.
Впрочем, о произношении и диалектах пусть лучше рассуждает Данте16. Может быть, он ещё допишет свой трактат De vulgari eloquentia17 о народном итальянском языке, который, как мне известно, пока дописан только до 14-й главе 2-й книги. Великий флорентинец утверждает в этом трактате, что в Италии есть не менее четырнадцати наречий, не считая многочисленных различий внутри регионов. Тосканцам, в том числе и флорентинцам, конечно, он отказывает в том, что они говорят на народном итальянском языке:
«Перейдем к тосканцам, которые в своем несносном безрассудстве явно притязают на честь блистательной народной речи. И тут упорно безумствует не только простой народ, но, как нам достоверно известно, упорствуют также и очень многие именитые мужи». 18
Вот такой бескомпромиссный Данте. Надеюсь, он не попадет в руки своих соотечественников, которые официально пообещали его сжечь ко всем чертям.
Но что-то я увлекся. Продолжим. В общем, я был уверен, что Сеньор Никколо является уроженцем Флоренции или Тосканы. Но что это мне давало? Одновременно ничего и вместе с тем очень многое.
Мои размышления прервал грубый голос:
– Стой, приятель! Ну ка остановись, говорят тебе!
От стены заброшенного монастыря францисканцев отделились четыре фигуры и приблизились ко мне. Сразу было понятно, что мне «повезло» повстречаться с неаполитанскими ночными грабителями, которые обирают запоздавших одиноких путников. Такие ребята в живых никогда никого не оставляют, чтобы не было свидетелей. В этом обычае есть определенный смысл – ведь за грабеж могли запросто повесить на виселице, что, согласитесь, никому не понравится.
Я так увлекся своими мыслями, что не заметил притаившихся под стеной монастыря этих любителей наживы. Хотя их было как минимум четверо, бежать я не собирался. Я остановился и сказал:
– Доброй ночи, синьоры. Вы что-то хотели?
Возможно, в другой ситуации, не будь со мной оружия, я бы предпочел убежать, тем более, что сейчас при мне было целое состояние – двести золотых флоринов, спрятанных в мешочек и засунутых за пазуху, аванс от синьора Никколо, – но при выходе из замка мне отдали мой болонский меч, и поэтому волноваться мне не следовало. Волноваться должны были остановившие меня грабители. Этот меч мне подарил Джакопо Гоцци из Болоньи.
После отъезда из Милана я целый год прожил в Болонье, прежде чем отправился на юг, и довольно близко сдружился с Джакопо, который в то время с полным правом считался одним из самых лучших фехтовальщиков в городе. Почти год я посещал занятия Джакопо Гоцци, и, смею вас уверить, кое-чему полезному у него научился. Перед отъездом из Болоньи он подарил мне один из своих мечей. Это был болонский легкий меч с узким лезвием средней длины и с небольшой рукоятью из слоновой кости. Его ножны были сделаны из прочной тисненой кожи.
Главное отличие болонского меча от своих «собратьев» заключается в небольшой рукояти, из-за чего указательный палец должен перекидываться через перекрестье. Признаться, я долго привыкал к такому способу удержания оружия, но, в конце концов, даже признал его эффективным. Имелся у меня и второй меч, но это был настоящий длинный рыцарский меч с широким лезвием. Однако, я пользовался им редко, предпочитая для повседневного использования подарок Гоцци.
За последние четырнадцать лет этот болонский меч побывал во многих делах, но он по-прежнему находился в отличном состоянии. Нужно признать, что в моем родном Милане делают прекрасные доспехи, а вот оружию там уделяют меньше внимания, чем следовало бы.