Приключения Сэмюэля Пингля
Шрифт:
Я плохо спал. Решено. Утром я уеду из Эшуорфа потихоньку, чтобы никто и не заметил этого. Эдит я буду присылать письма...
Мне показалось, что за окнами начинается шторм. Но это только возвратился дядюшка Реджи. Он бурно спорил о чем-то с Оливией, но внезапно смолк. У Оливии была своя манера управляться с нарушителями спокойствия в ее кухонном царстве. И вскоре я услышал смиренные шаги дядюшки и осторожный скрип двери его комнаты...
Утро сияло осенним очарованием.
Черепичные крыши эшуорфских домов, умытые свежей росой, ярко и разноцветно блистали на солнце. В туманной лиловой дали под пышным пологом розовых облаков еще дремал величественный океан. Шоссе медленно извивалось вокруг холма. Старый Орфи не очень торопился, сидя в повозке, где глухо позвякивали оплетенные соломой аптечные бутылки. Костлявая лошадь мужественно преодолевала подъем на верхнем -шоссе. Эшуорф медленно опускался. Зелень придорожных кустов ласкала мои взоры.
Я мысленно прощался со всем, что мне было дорого здесь. Вот и поворот у моста.
Неожиданно я увидел Эдит. Она стояла на берегу ручья и махала мне рукой. Орфи предупредительно натянул вожжи, и девочка подбежала к остановившейся повозке, из которой я выпрыгнул.
– О, Эдит!
Мы пошли вперед по шоссе. Эдит протянула мне маленький букет горных фиалок:
– Счастливого пути, Сэм.
Глаза Эдит были похожи на темные влажные фиалки.
Я растроганно прошептал:
– Как хорошо, что ты пришла, Эдит!
– Мне хотелось пожать тебе руку на прощанье. Вот и все, - сказала она.
– До свидания, Эди. Ты не забудешь меня?
– До свидания, Сэм. Возвращайся!.. Я буду ждать... Копыта лошади гулко простучали по деревянному мосту. Повозка завернула за холм, и я уже не видел Эдит. Аптекарь меланхолично пошевелил вожжами.
– Не знал я раньше, что маленькая Уинтер любит утренние прогулки.
Я промолчал, дожидаясь, когда мысли старого Орфи перестанут касаться чужих дел, а потом равнодушно заметил:
– Какая теплая погода!
Но аптекарь был упрямцем и любил соваться не в свои дела. Он долго ворчал:
– Не мог старина Пингль придумать чего-нибудь получше, чем отпускать парня от себя. Хм... Вот я... дальше Уэсли не ездил и Эда никуда не пущу. Доктор Флит прав:
даже в раю должна понадобиться аптека. И на наш век хватит...
В непонятном раздражении аптекарь вдруг больно хлестнул лошадь, крикнув:
– Ну ты, инфузория!
Четвероногая "инфузория" нервно взмахнула хвостом и сразу прибавила рыси. Эшуорф остался позади.
ВТОРАЯ ТЕТРАДЬ
Если подробно рассказать обо всех бедах, которые обрушивались на меня с того памятного очаровательного утра, когда я покинул Эшуорф в поисках постоянного куска хлеба, то понадобится чрезвычайно много времени, трудов и бумаги. Скажу только, что неудачи преследовали меня, знаменуя безнадежность моей судьбы на этой планете. Казалось, весь свет сговорился доставлять мне лишь одни неприятности. Отцовские деньги таяли в моих руках, как снег на раскаленной плите. Мечты также превращались в пар. Я бежал от одних неудач и наталкивался на другие, еще более жестокие.
О порядках в конторах по найму я мог написать целую монографию - так хорошо я ознакомился с бесконечным ожиданием предложения и бешеным бегом по указанному адресу. А когда я влетал в какой-нибудь магазин, где требовался лифтер или посыльный, то заетавал там или толпу таких же, как я, или ответ: "Место только что занято".
Однажды мне как будто посчастливилось. Управляющему какого-то герцога требовалось пятнадцать молодых парней на один день. Об этом было напечатано объявление. Работа, как я узнал после, заключалась в том, что парни, обряженные в рыцарские доспехи четырнадцатого столетия, стояли на площадках парадной лестницы во время вечернего раута и отдавали честь приглашенным гостям. Нас собралось около тысячи. Давка была страшная.
Сначала отобрали триста человек. Я нырнул в толпу и проскользнул во двор герцога триста первым. Вышел дворецкий и еще какие-то люди и выгнали обратно на улицу примерно две трети. Осталась сотня кандидатов в счастливцы, в том числе и я. Мы выстроились, как солдаты на смотру, в две линии. Все старались держаться бодро, выпячивали грудь и держали руки по швам. Дворецкий прошел мимо один раз, всматриваясь в наши лица, и ничего не сказал. Потом прошел вторично, вглядываясь в каждого человека, как бы оценивая его, и время от времени, слегка ткнув пальцем, говорил:
– Да.
Мимо меня он прошел равнодушно, как мимо уличной урны для окурков. Я видел холодное бритое лицо с пунцовым носом и навсегда запомнил его.
Пятнадцать счастливцев пошли в контору за дворецким, а остальных вежливо попросили убраться.
Отчаявшись найти работу по газетным объявлениям, я решил заходить во все подряд магазины, конторы, меняльные лавки, парикмахерские, мясные, зеленные и предлагать свои услуги. Предъявляемый диплом не производил на хозяев впечатления, и мне отказывали. Впрочем, владелец табачной лавочки на углу Брайтстрит н площади Пальмерстона, чистенький старичок в очках и старомодном жилете, заинтересовался моей особой, когда я представился ему и предъявил диплом.
– Очень рад, молодой человек, - произнес он, с любопытством рассматривая львиную голову на печати Дижанского колледжа.
– А знаете, лев мне не очень нравится. Нет в нем, я бы сказал, свирепости. А? Дижан? Очень хорошо...
Старичок был глух, и я кричал ему на ухо:
– Мне надо устроиться!..
Старичок испуганно посмотрел на меня.
– Устроиться? А ваша фамилия Пингль?
– Да. Я не мог продолжать образование...
– Постойте...
– Тут старичок начал задумчиво чесать себе переносицу. Ведь я где-то читал про вас... Вы тот самый?
– Простите, не понимаю...
Глазки старичка сияли любопытством.
– Ну, ну... Вы тот самый Пингль, которому помогал лорд Паклингтон...
– Совершенно верно!-закричал я, ожидая, что старичок сейчас же поставит меня за прилавок рядом с собою торговать "Западным сфинксом" и сигаретами.
Но неожиданно старый табачник затопал ногами.
– Прошу меня оставить в покое! Я, знаете, консерватор и не могу позволить, чтобы разные подобные... Ах, ах, молодой человек, стыдитесь...