Приключения студентов [Том I]
Шрифт:
Марк преодолел соблазн.
— Мне не нужно!.. — ответил.
К магическому крючку протянулась рука высокого кнехта; в него же вцепился другой, ростом пониже; началась перебранка и первый кнехт, ворча, должен был уступить.
За обедом лагерь шумел, как горный поток: все хвастались покупками; каждому казалось, что он сделался значительней и сильнее, чем был до приобретения талисмана; Марк тоже переживал это радостное, бодрящее чувство.
Монах кончил торг и присоседился к мейстеру Иоган- сону; из второй сумы появилась большая фляга с вином и монах деятельно стал прикладываться к ней сам и потчевал мейстера; тот угощал его обедом.
Марк проведал своего больного и навесил ему на шнурке на шею талисман от болезней; Ян был уже в сознании и Марк накормил и напоил его.
Не больше как через час раздался сигнал к выступлению: город был недалеко, и мейстер хотел попасть в него засветло.
ГЛАВА VIII
Зеленые стены леса опять обступили караван; передовые то и дело вспугивали зайцев и шумно взлетавших тетеревов; на одном из поворотов из большой лужи на середине дороги вдруг поднялся и сел громадный дикий кабан; два желтых клыка словно серпы торчали по бокам его морды. Он хрюкнул утробой, очутился на четырех ногах и метнулся, ломая кусты, в сторону.
Марк несколько раз заговаривал с Яном и узнал, что он ювелирный подмастерье из Богемии и направляется в Орлеан для усовершенствования в своем ремесле.
Спрошенный Яном о цели его путешествия, Марк ответил не сразу.
— Тоже учиться иду: живописец я!.. — сказал он, опасаясь посвятить кого–нибудь в свою тайну.
— И тоже во Францию?
— Не знаю… говорят, есть такая страна, Италия; там будто бы лучше всего учиться…
— Слыхал и я, путь туда очень трудный!.. — больной умолк.
Дорога начала понемногу подыматься в гору, с перевала открылась всхолмленная равнина, ее мутною полосою рассекала широкая река, середину занимал длинный остров; на нем подымались каменные стены, башни, церкви и красные крыши строений еще далекого города; с острова на оба берега перекидывалось по горбатому мосту; вдали в синем тумане теснились горы.
Сперва в оцепенении, затем с глубоким волнением, не отрываясь, смотрел Марк на впервые представившееся ему виденье; освещенный алыми лучами заката город стоял как бы весь в пламени, казался чем–то сказочным, огромным, загадочным. И, находясь на высоте над беспредельным простором и этим виденьем, Марк вдруг осознал свое одиночество и полное ничтожество в мире…
Начался спуск более крутой, чем подъем; животные с трудом пробирались по водным промоинам и рытвинам;
вьюки наезжали им на плечи и кнехтам то и дело приходилось поправлять их и подтягивать подпруги; Марк заботливо оберегал Яна и поддерживал плечом то и дело накренявшуюся повозку.
Караван спустился, наконец, с перевала и зазмеился по ровному приволью лугов. Все повеселели: город делался все ближе, здания его рисовались отчетливей; можно стало распознать скалы, на которых высились стены; доносился звон.
Мост охраняла четырехугольная башня с узкими, черными отверстиями бойниц; верхняя, кирпичная часть ее была, видимо, доделана позже к более древней, сложенной из крупных валунов; такая же вторая башня — высокая и круглая, замыкала мост с стороны острова; на верхних площадках обеих, на брусах с перекладиной, висело по колоколу.
Завидев приближавшийся неизвестный отряд, на передней башне зазвонили тревогу; подъемный мост через ров медленно поднялся на цепях и, как щитом, плотно прикрыл входные ворота; между зубцами башни заблестело железо шлемов и наплечий стражи; в бойницах показались люди с луками и колчанами.
Замостная башня откликнулась тремя басистыми ударами. Караван приблизился на два полета стрелы и остановился; мейстер Иогансон с двумя спутниками подъехали к неширокому рву, отделявшему башню от берега и зама- хаи пучками травы в знак своих мирных намерений. Загремели, заскрежетали цепи и блоки, и мост стал опускаться на прежнее место; из ворот появились несколько человек для опознания прибывших; разрешения на остановку у города и проезд в него были даны быстро и копыта лошадей мейстера и одного из его спутников гулко застучали по настилу моста. Другой вернулся к каравану, и часть товаров, принадлежавшая местным купцам, потянулась в город; остальной обоз растекся по лугу по направлению к трем двухэтажным каменным постоялым дворам, серевшим вразброс неподалеку от предмостной башни; каждый из них являлся крепостцой с небольшим прямоугольным двором внутри; окна имелись лишь в верхней части стен; нижний этаж служил навесом для грузов, мулов и лошадей. Со стороны двора во втором ярусе тянулись открытые деревянные галереи; ряд невысоких дверей вел из них в общие помещения и отдельные номера для проезжих; галереи опирались на толстые дубовые столбы, отесанные с четырех сторон.
Говор, движенье, шум разом наполнили все закоулки и лестницы. Марку пояснили, что за поздним временем найти приют в городе трудно и переночевать надо в трактире. Тем временем опять завизжали блоки, и мост поднялся снова: с наступлением сумерек в город никто не допускался.
За небольшую плату Марку отвели каморку с двумя некрашеными деревянными кроватями, соломенными тюфяками и такими же подушками; при помощи дорожных товарищей он внес в нее больного и свое и его имущество, потом захватил со стола небольшую масляную лампу — глиняную плошку с ручкой — и отправился в кухню: вход туда вел из проезда ворот. Во дворе распрягали животных и разводили их к общим яслям; в дальние, безопасные углы сносили и складывали вьюки.
Громадную кухню на три четверти занимали тяжелые дубовые столы и скамьи; в ней шла суета — доставали из погреба провизию, спешно готовили ужин для многочисленных прибывших гостей. Почернелый камин был таких обычных в те времена размеров, что люди, носившие дрова, входили в него, не сгибаясь, а зимой по бокам огня в нем ставились стулья и замерзшие путешественники по пятеро и больше человек сразу могли греться, как в гроте у костра.
Кухня заполнилась людом; запылал огонь; над ним висели цепи для котла и крюки для жаркого; слева от камина, за стойкой, на двух подставках с вырезом, темнел десятиведерный бочонок с деревянным краном; две миловидные служанки в белых чепчиках и зеленых платьях с красными оборками разносили чудовищные глиняные кружки с пенившимся пивом; толстяк–хозяин в синем колпаке, свисавшем ему на ухо, раздув красные пышки–щеки, надевал на крюки цельного барана и четверть телятины.
Марк осведомился о стоимости съестного, зажег угольком свою лампочку и, заказав скромный ужин себе и товарищу, отправился обратно.
Было уже поздно; ворота запирали; на длинном железном пруте над ними, знаменуя гостиницу, замерцал большой слюдяной фонарь; под сводом проезда, освещая часть двора и деревянные ступени лестницы, дымно горел факел. В галерее было темно; словно заплаты на стене светлели двери; густо пахло конским потом, на небе не виднелось ни звездочки.
Марк отыскал свою дверь и вошел в номер; его встретил пристальный взгляд Яна.