Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Размышляя обо всем этом, я гляжу в ночную даль, где горят городские огоньки и сверкает неким созвездием пароход, стоящий на рейде. Он доставил почту из Европы, и я жду возвращения парусника, посланного взять письма от тех людей, которых я часто вспоминаю, — от жены и отца. Война рождает в душе тревожные чувства.
Наконец появляется парусник. Я с жадностью набрасываюсь на долгожданные письма. Благодаря им я мысленно переношусь во Францию, тогда как мое одинокое тело продолжает оставаться здесь, на мадрепоровом плато, в тишине густых испарений, подымающихся над поверхностью моря.
Пора отправляться в путь.
Конечно, роль сторожа, предполагающая оседлый образ жизни, ему не по душе. Я вижу, с какой печалью он глядит на «Фат-эль-Рахман», который выйдет в море без него.
В качестве компаньона я оставляю вместе с ним Ахмеда, сына старого Бакеля, который пробудет в больнице еще, несколько недель, так как ему ампутировали руку.
В тот момент, когда я собираюсь сесть на судно, Абди отводит меня в сторону и говорит с озабоченным видом:
— Никогда не принимай пищу из рук незнакомых людей, ибо, будучи митганом, я знаю, на что способны «благородные».
Это предупреждение Абди вызывает у меня некоторое беспокойство, но вместе с тем делает еще более заманчивым предстоящее приключение…
Моя команда представлена в первую очередь Али Омаром, арабом с примесью сомалийской крови. Это красивый двадцатилетний парень, широкоплечий, умный и храбрый до безрассудства.
Потом следуют Мухаммед Али, исса с острыми зубами; Джамма, варсангалиец, утверждающий, что он родственник султана. Теперь я вспоминаю, что он когда-то служил у меня матросом. Джамма превосходный моряк, а когда мы окажемся среди представителей его племени, он будет выполнять функции проводника. Однако его угодливые манеры всегда вызывали у меня неприязнь.
Далее Авад, наполовину суахилец, наполовину суданец, в прошлом раб, бежавший из Аравии. Это настоящий атлет, но на редкость трусливый.
Наконец два других сомалийца, выполняющие обязанности чернорабочих и нанятые перед самым отплытием, их знает Мухаммед Муса; я чуть не забыл о юнге, юном Фиране (что означает «мышь»), десятилетнем данакильце, тщедушном, молчаливом, хитром и проворном. Он говорит на всех языках этого района и с наивным видом сообщает мне обо всем происходящем на борту судна или же о том, о чем говорят в мое отсутствие. Я никогда не видел, как он смеется, и его огромные глаза, когда он пристально глядит на вас, напоминают глаза ящерицы. Два горизонтальных надреза, сделанные при помощи ножа на каждой его скуле, придают юнге с его прямоугольной мордочкой удивительное сходство с нашим судовым котом, его единственным другом. Они вместе спят, а в часы досуга мальчишка играет с ним, поднося к его носу привязанных к веревочке тараканов. Если возникает какая-нибудь опасность, Фиран забивается вместе с котом в самые труднодоступные уголки судна, иначе говоря, это происходит тогда, когда он в чем-то провинился и ожидает наказания линьком.
За два дня капризной погоды, когда штили сменялись морским ветром, я по диагонали пересек Аденский залив. Я плыву мимо высоких сомалийских берегов. Позади равнины возвышаются пологие, поросшие густыми кустами мимоз склоны внушительных, напоминающих крепостную стену гор. Идя курсом как можно ближе к ветру, почти параллельно берегу, я могу довольно долго созерцать этот величественный ландшафт.
Базальтовые плато, образующие вдали подобие стен, покрыты высокой растительностью. Силуэты деревьев, вырисовывающиеся на фоне неба, бегут краем пропасти, которая как бы внезапно остановила стремительное распространение леса.
Глубокие трещины в этих вулканических антаблементах образуют крутые и мрачные впадины, наполненные фиолетовым сумраком. Лес, растущий на горных плато, спускается вниз, как бы выступая из брешей сомалийской крепости и покрывая всю равнину до самого моря.
Мы меняем галс всего в двух кабельтовых от прибрежного рифа, напротив Кор-Сореха.
Вперед выдается горный контрфорс — вертикальная скала в виде базальтовой призмы, окружающая цирк, заполненный морской водой. Прибрежный риф был прорван в результате эрозии, обусловленной действием приливов, проникающих внутрь этого маленького озерка, или отливов, когда вода его покидает. Изумрудно-зеленая прозрачная вода озера кажется светящейся — такой разительный контраст создает ее светлый оттенок в сравнении с коричневыми базальтами и темно-синим цветом моря.
Оно окружено оградой из мангровых зарослей, зелено-вато-золотых.
Лишь суда с осадкой менее метра могут входить в него во время прилива.
В отлив женщины ловят бильбиль, закинув края своих одеяний к себе на плечи и оголив тем самым ноги. Там находят очень блестящие, но чересчур подцвеченные жемчужины.
Затем мы поворачиваем и идем правым галсом, удаляясь в открытое море среди бесконечных белых барашков, увенчивающих волны.
Бросив лесу за корму, мы ловим огромных, переливающихся всеми цветами радуги, плотоядных рыб, настоящих чудовищ с ужасными челюстями. Их добивают, нанося удары железным прутом по костистой голове. Своими могучими хвостами они бьют по палубе, липкой от крови, и жемчужный блеск чешуи гаснет, когда, агонизируя, рыбы извиваются на куче отбросов.
Человек равнодушно вспарывает их еще трепещущие тела, вырывает из белого брюха куски плоти, которые будут использованы в качестве наживки. Рыбы в последний раз подпрыгивают, и их внутренности вываливаются наружу.
Они валяются теперь на баке, застывшие, поблекшие, с помутневшими глазами…
Вдали, за кормой, над линией горизонта поднимается едва различимая полоска суши. В полдень мы меняем галс и поворачиваем к берегу. Вечером перед Анкором судно вновь плывет вдоль континента. Высокую стену варсангалийских гор золотят лучи заходящего солнца.
Группа хижин из циновок в деревушке Анкор дремлет у кромки воды. Красновато-коричневые ветви финиковых пальм, образующих рощу, колеблются на ветру, и небольшое, абсолютно белое квадратное здание с плоской и зубчатой крышей отбрасывает на песок длинную тень. После суровой картины открытого моря, создаваемой темно-синим цветом воды и девственным ветром, лишенным запахов растений, этот оазис кажется более уютным, а теплые лучи солнца, освещающие деревья, — попросту прекрасными.
При нашем приближении из пальмовой рощи выходят люди и собираются на пляже. Кажется, они ждут нас. Я едва не поддаюсь искушению сделать остановку в этом красивом месте, где все дышит покоем и гостеприимством. Но варсангалийцы советуют мне держаться на расстоянии.