Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Дельтель отвечает, что боеприпасы, покинувшие Джибути, могут быть возвращены назад только при условии полной оплаты пошлины на ввоз. Таким образом, это неслыханное требование вынуждает меня продолжить плавание. Можно было бы и не применять этого закона ввиду политических изменений, но власти, вероятно, надеялись на то, что я поспешу навстречу собственной гибели. Впрочем, мобилизация не означает войны. Пока это событие смахивает на инцидент в Агадире. Может быть, все еще уладится.
Вечером того же дня я выхожу в море.
Утром в поле зрения появляется Рас-эль-Ара. В это время года якорная стоянка хорошо защищена от сильнейшего
Очень крутой, покрытый галькой пляж круто обрывается в море. Судно может опереться на него форштевнем, не рискуя сесть на мель. Я велю отнести якорь на сушу, чтобы не испытывать постоянного беспокойства, так как глубины здесь огромные.
Сегодня после восхода солнца ветер обретает необыкновенную мощь, и все побережье исчезает в облаках пыли. Его порывы взметают в воздух прибрежную гальку, и она, долетая даже до судна, градом сыплется на палубу. Обрывки растительности и клочья чахлой травы, проносясь мимо, цепляются за корабельные снасти, которые издают неумолкающий свист.
Безлюдность берега, где нас должны уже ждать, в такую погоду меня не удивляет.
Несмотря на шквальный ветер, Хасан намерен отправиться в соседнюю деревню за новостями; она расположена всего лишь в часе ходьбы, говорит он. Зная, что означает в устах туземца такое утверждение, я делаю вывод, что он прошагает не менее четырех-пяти часов и вряд ли вернется до наступления темноты. Хасан берет с собой несколько фиников, бурдюк с водой и исчезает в песчаном тумане.
После завтрака, устав от завывания ветра в рангоуте, я принимаю решение размять ноги на берегу, несмотря на колючий ветер. С кончика бушприта я спрыгиваю на камни. За мной следует Абди. Я велю отпустить трос, чтобы судно отошло подальше от суши.
На всякий случай я прихватил ружье системы грас и шесть патронов: может быть — это, правда, маловероятно, — нам попадется газель. На мне лишь набедренная повязка; я люблю, когда голую кожу грубо ласкает ветер.
Преодолев крутой склон берега, покрытый галькой и как бы защищающий континент от моря, мы видим перед собой теряющуюся в красноватом тумане равнину, поросшую серым кустарником. На ее опушке я замечаю строение кубической формы, выбеленное той очень чистой известкой, которую арабы приготовляют путем обжига морских улиток. Белизна ее столь ослепительна, что кажется, будто в ней отражается небо, и купола гробниц сияют в полдень, словно шары света, залитые таким же ярким светом.
Гробница ничем не отличается от многих других: куб с гранью длиной четыре метра, с приподнятыми углами, увенчанный куполом, имеющим форму большого яйца, острым концом обращенного к небу. В противоположной стене оборудована ниша, с наружной стороны она образует выступ, напоминающий спину человека, который, ссутулясь, бредет против ветра.
Таинственный сумрак, царящий внутри этого небольшого святилища, куда внешние звуки проникают приглушенными, резко контрастирует с ослепительным солнечным светом и яростным ветром.
Пальмовая циновка покрывает пол, а под темным сводом расположен прямоугольник из белого гравия, окаймленный рядом камней, — в этом месте погребен шейх. В углу стоит глиняная курильница, заполненная остывшими углями.
Крохотные свертки, перевязанные выцветшими тряпками, все покрытые одинаковым слоем пыли, вложены в углубления в стенах. Это подношения: горсть фимиама, пучок благовонных трав, щепоть риса.
Подобные гробницы, возвышающиеся тут и там на этих пустынных берегах, являются убежищем для странствующего вдали от людей путешественника. Совершив молитву или прочтя «Фатиху» в честь шейха, он ложится на циновку и спит безмятежным сном рядом с останками незнакомого мертвеца, который защищает его, подобно тому, как он уже много веков подряд покровительствовал тем, кому доводилось проходить здесь, между пустыней и морем.
Среди этих густых зарослей, овеваемых жгучим ветром, который свистит в колючках, среди завихрений песка, уносящихся в открытое море, одинокие усыпальницы, когда входишь в них, как бы обволакивают вас умиротворяющим покоем.
Внутри каменных стен вы чувствуете себя вдали от дикой и враждебной природы. В тишине храма вас охватывают возвышенные думы, словно вы во власти покровительствующей вам таинственной силы.
Курильница с давно потухшими угольками, запыленные подношения, втиснутые в щели между камней, скромные вещицы, свидетельствующие о набожности одиноких и беззащитных путников, — все это становится здесь таким же трогательным, как и наивная вера бедуина, который возносит молитвы Богу, затерявшись среди бескрайних пустынь…
Абди выводит меня из этого мечтательного состояния и показывает на группу из пяти человек, появившуюся в тумане и идущую вдоль моря. Четверо из них вооружены и одеты в некое подобие военной формы. Это арабы из турецкой охраны.
Наша фелюга теперь едва различима в вихрях пыли; кажется, она медленно удаляется от суши. Очевидно, заметив этот отряд, Ахмед Муса отпустил канат на всю длину, чтобы отплыть как можно дальше.
Оказавшись на одной линии с кораблем, люди останавливаются и начинают жестикулировать, вероятно, побуждая матросов подплыть поближе.
Я прихожу к выводу, что это патруль. Учитывая объявленную мобилизацию, о которой мне сообщили перед отплытием, я не могу точно знать, каковы намерения этого отряда. Вспомнив немецкого офицера, переодетого турком, которого я видел в Мокке, я думаю, что, если окажусь у них в руках со своим грузом, то меня возьмут в плен без всяких формальностей. Я все еще скрываюсь в мечети. Первая моя мысль — начать стрелять по этим непрошеным гостям, но у меня мало патронов. Конечно, я попаду в кого-нибудь из них с первого выстрела, так как они стоят на месте и не ожидают нападения. Но, когда возникнет угроза, солдаты разбегутся в разные стороны. И тогда я рискую тем, что, впустую израсходовав все свои патроны, окажусь запертым в мечети, как мышь в мышеловке.
Я говорю Абди: «Было бы хорошо, если бы на судне догадались выйти в море и вернуться уже ночью, когда солдаты уберутся восвояси». Едва я успеваю произнести эти слова, как один из них замечает наши следы на песке, протянувшиеся от пляжа к мечети. И отряд спешно направляется к нашему укрытию.
Абди стремглав выбегает наружу и исчезает, обогнув раскрытую дверь. Заметив его, солдаты бросаются за ним вдогонку. Я не вижу, куда он побежал, но по направлению, взятому преследователями, можно догадаться, что он намерен достичь берега моря, сделав крюк в зарослях и положившись на быстроту своих ног.