Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)
Шрифт:
Армгарт поселили в домике Майяра. Ее нравственная чистота, прямота и благородство, которое она сохраняла в любых обстоятельствах, никогда их никому не навязывая, по крайней мере внешне изменили установившийся в миссии стиль общения.
Жозетта, жена Майяра, с удовольствием вернулась к себе прежней, какой она была до того, как подпала под влияние мужа, и приняла Армгарт с искренней теплотой, как свою старую подругу.
Мадам X…, маркизе, захотелось показать себя с выгодной стороны, но усилия, которые ей пришлось затратить, чтобы скрыть свою подлинную натуру, невольно восстановили ее против женщины, вынудившей ее к этому. Маркиза позавидовала этой немке, и прежде всего ореолу, возникшему вокруг нее благодаря
Майяр, человек порочный и склонный ко лжи, быстро отыскал повод для начала штурма.
В момент моего ареста молодой Майяр находился проездом в Джибути, улаживая там какой-то дипломатический вопрос с губернатором. Речь шла о поставке негусу вагона оружия, которое должно было сойти за партию пищевых консервов. Так исправлялась оплошность, допущенная с восемьюдесятью пулеметами.
Не зная меня в то время и испытывая глубокое презрение к джибутийскому обществу, Майяр не удостоил своим вниманием событие, взбудоражившее весь город. Однако напомнил ему обо мне Марсель Корн, которому я дал поручение взять в моей комнате кожаный портфель с личными письмами. Ничего существенного в них не было, но я не хотел, чтобы письма моего отца или моей жены попали в руки к Оливье.
Вместо того чтобы просто взять этот портфель с собой, Марсель, желая придать своей персоне весу, решил доверить его Майяру, словно он был наполнен компрометирующими документами. Как атташе дипломатической миссии, Майяр был освобожден от всякого таможенного контроля, в то время как Марсель — и этим молодой человек мотивировал свой поступок — подвергся бы обыску, садясь на поезд.
Майяр, любивший поиграть в приключения, охотно согласился помочь в этом деле, находя удовольствие в том, чтобы почувствовать себя в роли заговорщика. Возможно, вначале это был благородный жест и желание оказать мне услугу. Не исключено. Но после того как он пересек границу и избавился от страхов, в его богатом воображении скромная услуга превратилась в опасное сообщничество. По приезде он принялся рассказывать всем, кто готов был его слушать, что спас мне жизнь, лишив правосудие неопровержимых улик в совершенных мной преступлениях… Он убедил Корна в необходимости оставить ему эти документы, которые будут в большей безопасности, находясь в сейфе дипломатической миссии. Ведя себя столь странным образом, Майяр не боялся подмочить собственную репутацию и прикидывался этаким сорвиголовой, готовым поставить под удар свое положение ради спасения незнакомого ему человека. Повстречавшись с моей женой в Харэре, он рассказал обо всем и дал ей понять, что принес в жертву свой профессиональный долг не во имя того, чтобы уберечь меня от гнева общества, а чтобы спасти ее, мою жену, от бесчестья.
Через несколько дней после прибытия в дипломатическую миссию Армгарт вернулась к этому вопросу, может быть, не без подсказки мадам X… и попросила Майяра уточнить, каков характер вывезенных им документов. Он ответил ей с таинственным видом:
— Я не имею права разглашать доверенной мне тайны; досье в настоящее время лежит в сейфе миссии и не выйдет оттуда. Я могу сказать вам лишь то, что если бы они попали к следователю, это означало бы гибель для вашего мужа. Я не знаю, существуют ли против него другие улики, хотя очень опасаюсь, что это так, но, поскольку эти документы не приобщены к делу, еще можно на что-то надеяться… до новых распоряжений.
Тогда в разговор вступила мадам X…:
— Моя бедная Армгарт, как мне жаль вас, тем более что надежда, о которой говорил вам Тайфун (прозвище, данное Майяру за его вспыльчивость), весьма призрачна. Благоразумнее было бы уже сейчас приготовиться к худшему и
— Но, дорогая мадам, вы повергаете меня в отчаяние своими мрачными прогнозами, точно дело уже решено. Я знаю Анри, он мог допустить оплошность, даже ошибку, но я никогда не поверю в то, что он способен на подлость.
— Ах, какая прекрасная у вас душа! Она не в состоянии представить, что таит в себе такая сложная натура, как натура Монфрейда… Вашей откровенностью и прямотой пользуется скрытный и циничный человек, который не остановится ни перед чем во имя достижения своей цели…
— Да, Анри занимался контрабандой, но это еще не означает, что он законченный злодей. Я не раз получала подтверждения его честности, его доброты, его преданности…
— Я не собираюсь разрушать чувства, которые внушает вам переполняемое нежностью сердце, сердце любящей и верной жены. Подобные иллюзии для меня священны, впрочем, я и не вправе оценивать вашего супруга с моральной точки зрения. Я оцениваю его лишь с позиции общественного положения, и здесь мне видится весьма печальное будущее, и не только для вас, но прежде всего для ваших детей. Неважно, что их отец станет жертвой несправедливости; если закон его осудит, они все равно будут детьми…
— Ну, говорите, мадам, нанесите мне этот удар… Мое сердце беззащитно… Вы хотели сказать: детьми каторжника, не так ли?.. Ах! Это чудовищно… Я не смогу никогда… Нет, нет, это невозможно… Он — и на каторге!.. Человек, ради которого я пожертвовала всем!..
— Успокойтесь, успокойтесь. Ничто не дает нам пока оснований утверждать, что дело закончится именно этим. Есть еще кассация, и потом надо учитывать и то, что он, возможно, не переживет такого позора… Или, точнее, не станет его дожидаться. Эта мысль может показаться вам жестокой, мое бедное дитя, но она внушена нашей нежностью к вам, и мы желаем ее осуществления только потому, что любим вас.
Майяр, который играл в бридж с маркизом, Жозеттой и Лессене, вторым секретарем, бросил с усмешкой:
— Кстати, я узнал от Жермена, что он попросил снабдить его всем необходимым для этого; вы видите, Монфрейд готовится к худшему.
Армгарт продолжала хранить молчание; она больше не плакала, поглощенная внутренней борьбой, в которой еще оставшаяся любовь ко мне колебалась между эгоизмом и долгом. Мадам X… продолжила:
— К счастью, ваш случай предусмотрен законом, у вас есть способ спасти детей от позора путем развода и перемены фамилии…
Слова маркизы упали в мертвую тишину. Это напоминало порыв холодного ветра из внезапно распахнувшейся в ледяную ночь двери.
Маркиза наблюдала за тем, какое впечатление произвели ее намеки, но Армгарт по-прежнему глядела на нее ничего не видящим взглядом, как сомнамбула. Осмелев, маркиза заговорила опять:
— Подумайте о дочерях, прежде всего о Жизели, которая в скором времени достигнет брачного возраста. Найдет ли она себе мужа, нося такую нелегкую для ее обладателя фамилию?
Армгарт как бы очнулась от сна и провела рукой перед своими глазами, словно прогоняя ужасное видение; и тогда она сказала удивительно спокойным голосом:
— Вы правы, я благодарна вам за то, что вы вернули меня к реальности. Да, если я вовремя подам на развод, ему не придется кончать жизнь самоубийством, а если он все-таки это сделает, то я по крайней мере буду уверена, что он пошел на это не из-за меня. Услышав вынесенный ему несправедливый приговор, он, зная, что нам не грозит бесчестье, сохранит волю к жизни в надежде добиться однажды пересмотра дела…
Армгарт вернулась в Дыре-Дауа, готовая бросить на произвол судьбы человека, который мог увлечь ее на дно бездны. Однако она решила пока выждать. Ее разум все же отказывался разделить мнение общественности.