Приключения в стране бизонов
Шрифт:
— Пусть белые встанут и идут за мной, — приказал он, — Они предстанут перед судом и увидят великих воинов.
— Вот как! — заметил Фрике. — Нас, значит, судят. А по-моему, приговор заранее известен. Впрочем, думаю, мы увидим кое-что забавное. — Затем, обращаясь к вождю, который в боевой раскраске стал еще надменнее и суровее, Фрике добавил: — Послушайте, приятель, неплохо было бы развязать нам ноги. Что же нам, идти на совет стреноженными, как скот? Во-первых, очень уж трудно шевелить ногами, во-вторых, что скажут люди?
— Кровавый Череп согласен, — ответил краснокожий
Индеец перерезал веревки, стягивавшие ноги пленников.
— Ох и задал бы я тебе жару, парень! — тихо проговорил Фрике. — Да нас всего трое, а у тебя тут человек двести головорезов. Но мы еще посмотрим!
— Ну что же, пошли! — коротко бросил Андре товарищам.
Вождь, а за ним пленники вышли наружу. Их сразу же окружили вооруженные воины. Появление белых явно вызвало любопытство, правда, было трудно определить, насколько оно благожелательно. На лицах индейских воинов застыло бесстрастное выражение, придававшее им сходство с каменными масками.
Женщинам и детям, похоже, строго запретили выходить из хижин. Лишь мужчины в боевой раскраске молча присоединились к шествию.
Наконец все подошли к просторному вигваму, где свободно могли разместиться человек двадцать. Плотные некрашеные холстины, служившие стенами, были приподняты, свет и воздух проникали в хижину со всех сторон.
Воины расположились вокруг так, чтобы любопытные не могли подойти близко, а всем допущенным на совет было видно и слышно все, что произойдет внутри. Кровавый Череп вошел в хижину через просвет между шестами.
Перед очагом, в котором тлели угли, сидели семеро индейцев в церемониальных нарядах. Пусть, однако, читатель не думает, что выражение «церемониальный наряд» предполагает какое-то подобие полного костюма. Невозможно представить, до чего нелепы были одеяния этих сильных воинов, с римским профилем, мощным торсом и атлетическими мышцами. Если бы не общий серьезный настрой, оба француза расхохотались бы при виде немыслимых лохмотьев, гордо выставленных напоказ.
Индейцы, еще вчера смотревшиеся как истинные дети природы, напялив эти тряпки, извлеченные из ящиков и кожаных мешков, превратились в жалкие карикатуры.
Как только пленники, держась спокойно и с достоинством, переступили порог вигвама, вожди затянули мрачную песнь, прерываемую высокими нотами, в которых слышались рев и крики зверей. Каждый вел свою партию в этом странном концерте, не обращая никакого внимания на пение остальных. Один кричал оленем, другой хрюкал, третий лаял, кто-то ржал…
Пока семеро вождей пели, французы могли спокойно рассмотреть их. Американец же, которому такие зрелища, видимо, были не внове, с удовольствием жевал табак, найденный в кармане куртки.
На табурете, возвышаясь на целую голову над шестью остальными индейцами, сидевшими на корточках, восседал старик с тусклым, невидящим взглядом. Похоже, он уже приблизился к закату жизни, но годы пощадили его, индеец был бодр и крепок, лишь слепые, безжизненные глаза говорили о глубокой старости.
Фрике подметил одну интересную особенность: у каждого вождя на голове была шляпа,
Старый вождь напялил на свои черные, как вороново крыло, волосы шелковый цилиндр, ворс у которого выцвел, выгорел и местами облез, как шкура драной кошки. Когда-то этот цилиндр был действительно цилиндрической формы, но теперь он просел и погнулся, превратившись в совершенно немыслимую конструкцию. И все-таки это была шляпа!
Шляпа другого также некогда была цилиндром (Бог знает, почему этот головной убор считался здесь верхом элегантности!), но теперь потеряла поля и напоминала простой колпак. Кроме того, эта шляпа сложилась гармошкой и стала вполовину ниже, чем когда-то.
Фрике не без удовольствия признал под этим странным сооружением своего старого знакомого — Видевшего Великого Отца.
На остальных пяти членах совета были мягкие фетровые шляпы, более или менее мятые, более или менее порванные и в той или иной степени потерявшие первоначальный вид.
Да, трудно представить что-нибудь более нелепое и вместе с тем зловещее, чем эти бесстрастные и жестокие лица, размалеванные черной, желтой, синей и красной красками и увенчанные карикатурными шляпами.
Костюмы вождей описать просто невозможно, скажем о них лишь несколько слов. Это было какое-то экстравагантное сочетание американских офицерских кителей, фланелевых рубах с фалдами, как у фраков, кожаных штанов. На ногах — сапоги или ботинки, или же ботинок был только один, а вторая нога — босая или в мокасине. На шеях у всех красовались ожерелья из раковин, железных долларов, зубов и когтей животных, а то и из патронных гильз. Престижным украшением являлся висевший на веревочке большой мексиканский пиастр [95] с дыркой посередине. У слепого старца вместо пиастра на шее висело дешевенькое круглое зеркальце.
95
Пиастр — название старинной испанской монеты; разменная монета ряда стран.
Видевший Великого Отца с гордостью поглядывал на большую серебряную медаль, врученную ему самим президентом Линкольном [96] в Вашингтоне: старый индеец был некогда послан с миссией к правительству Союза, после чего получил свое имя.
Едва смолкло заунывное пение, Кровавый Череп встал слева от пленников: он не заседал в совете, а выступал как бы в роли прокурора перед лицом судей и обвиняемых. Краснокожий взял трубку с тростниковым мундштуком, набил ее табаком, разжег угольком и вручил старцу.
96
Линкольн Авраам (1809–1865) — шестнадцатый президент США, один из организаторов Республиканской партии, выступившей против рабства. Убит агентом плантаторов.