Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна I I I.
Шрифт:
– "Бывали хуже времена, да не было подлей", - процитировал я слова будущего классика.
– Как ты сказал немец? Твоя, правда, не было подлее времен.
– А это что дымит?
– обратил внимание на столб дыма за болотом ничего не упускающий Казимир.
– Вот беда-то!
– скрипнул зубами Онфим, добрались-таки супостаты до усадьбы.
– Эй, воинство, на конь! Вы с нами?
– Теперь видать да.
В окружающих болотах местные для своего удобства построили гати. Неприметные чужому глазу и хорошо известные местным они делали доступными самые отдаленные участки. По одной из таких гатей и доскакали мы до спрятанной в болотах боярской усадьбы. Как выяснилось позднее Иван Сусанин, то ли тот же самый,
Кругом слышался плачь, стоны раненых, многие обитатели усадьбы оказывается успели попрятаться, а теперь вылезали из своих убежищ. Некоторые поглядывали на нас с Казимиром недоброжелательно, но большинство просто устало скользили глазами и шли дальше к своему горю. В основном пострадали защищавшиеся с оружием в руках, но были и другие жертвы. Неожиданно из терема выскочила какая-то растрёпанная девица и бросилась к небольшому открытому водоему рядом с усадьбой, можно сказать пруду. К моему удивлению никто не попытался остановить бедную девушку, лишь проводив ее глазами. Она же пробежав по дощатым мосткам с размаха бросилась в воду.
– Боярышню ссильничали ироды, топиться побежала, - прошелестело между людей, но снова никто не сделал ни шагу.
– Э-э-э, вы что творите, мать вашу?
– закричал я и тронул каблуками бока своей лошади. Простучав копытами по настилу, где только что бежала боярышня, я прямо с седла бросился в воду. Мутная вода с жадным хлюпаньем приняла меня и сразу захлопнула свою жадную пасть. Неведомо как я нащупал в воде девушку и отчаянным рывком рванулся вверх. Достигнув поверхности попытался вдохнуть, но жадное болото маскирующееся под обычный пруд не хотело отпускать свою добычу. Мне казалось что уже конец, как вдруг я почувствовал чью-то помощь. Это Казимир обвязавшийся найденными здесь же вожжами кинулся мне на помощь. Я тащил утопленницу, Казимир меня, а его в свою очередь воины Онфима. Выбравшись на берег, я бросился к девушке. Увы, она уже не дышала. Часть окружавших нас смотрели на происходящее с какой-то тупой апатией и даже немного брезгливо, другие наоборот кинулись помочь, но убедившись, что девушка не дышит, отстали. Однако я не собирался сдаваться. Припомнив занятия по охране труда, которые когда-то посещал, я, перекинув девушку через колено, выгнал воду из ее легких. Потом положив на спину, стал делать искусственное дыхание. Эти мои действия уже привлекли какое-то внимание и люди стали собираться вокруг. Я же не обращая на них внимания, продолжал попытки реанимировать боярышню. Казалось все уже кончено, когда девушка, на которую все махнули рукой будто бы поперхнулась и, выплюнув изо рта остатки воды, задышала. Я обессилено опустился рядом с ней и, прижимая ее к себе, гладил по голове приговаривая: - "Ну, все, все".
Потом подняв глаза, я с удивлением посмотрел на окружавших меня людей. В их глазах плескался ужас.
– Оживил утопленницу! Колдун!
– слышалось отовсюду.
Казимир, похоже, тоже был под впечатлением от реанимации, однако встал между нами и остальными людьми, положив руку на рукоять сабли.
– Стойте!
– закричал местным Онфим, - ну ка назад!
Выйдя вперед, предводитель местных настороженно посмотрел на меня и проговорил.
– Я много чего в жизни видел, но вот чтобы так утопленниц оживляли не припомню. Ты кто немец?
Объяснять что-либо в такой ситуации было делом совершенно безнадежным, поэтому я вздохнув вышел вперед и объявил.
– Всякий природный государь есть помазанник божий и тем от простых людей отличается, что его господь пометил. Французский король одним прикосновением лечит золотуху. Германский Император взглядом кровь останавливает, ну а я вот всего лишь герцог и такого не могу, однако утопленниц иной раз возвращаю к жизни, если то господу бывает угодно. Нет в этом никакого колдовства или иной ворожбы, могу на том крест целовать.
– Ты что же это природный государь?
– недоверчиво переспросил Онфим.
– Я великий герцог мекленбургский Иоганн III, по вашему великий князь. Род мой ведется от ободритского князя Никлота и в своей земле я все равно, что царь. Многие короли, во многих странах со мной в родстве состоят.
– Хорошо коли так, - усмехнулся Онфим, - а то я про "природного государя" услышав, решил, что ты нам скажешь, будто ты царь Дмитрий чудесно спасшийся. А ты вот просто князь в неметчине. Как же ты к нам такой красивый попал?
– Судьба, как видно, такая. Видать господь решил тебе жизнь сохранить воин. Боярин поди не похвалил бы тебя за то что дочь его не уберег?
– Не трави душу, немец. И так не уберег, ты хоть и оживил девку, а только с порушенной честью ей одна дорога в монастырь.
– С чего бы это, неужто она вам живая меньше мила, чем утоплая?
– Живая то живая, да кто ее замуж то теперь возьмет? Вот и выходит поруха чести боярской, а боярышне одна дорога в монастырь!
– Да что ты заладил, в монастырь, да в монастырь! Может там и нет никакого урона? После болота ляхи, прямо скажем, квелые были, а девку чести лишить еще постараться нужно.
– Чего? Как это нет урона, а чего же она топиться побежала?
– Чего побежала, а мало ли, перепугалась поди, на то она и девка. Вы вот что, найдите женщину бывалую, да вон хоть Никитичну. Она боярышню обмоет после болота, успокоит, да и поглядит чего и как. Вполне может быть, что и без монастыря дело обойдется и ты без опалы останешься.
Онфим, бывший как оказалось приказчиком у местного боярина, ухватился за возможность реабилитироваться. Послали за Никитичной, истопили баню. Боярышня ждала приговора судьбы тихонько плача. Когда появилась Сусанина, мы с Онфимом объяснили ей ее задачу. Старуха поохала, попричитала и резво взялась за дело. Но прежде чем она скрылась с боярышней в бане, я, улучшив момент, тихонько спросил есть ли в здешних лесах муравейники.
– Есть, милостивец, как ни быть.
– Ну, а раз есть, то сразу тебе говорю старая, что ежели ты какой урон у боярышни сыщешь, то я тебя сам на этот муравейник голым задом пристрою.
– Ты что же такое говоришь батюшка, как же можно то?
– А девку молодую заживо в монастыре сгноить значит можно? А в чем она виновата, разве в том, что ее защитить не смогли, те кому это положено.
– Твоя правда, милостивец, а только обман то вскроется, тогда как?
– А вот ты и научишь ее, что делать, чтобы не вскрылся. Вот ни в жизнь не поверю, что ты своему деду девушкой досталась.
От моих слов старуха сначала выпучила глаза, а потом, усмехнувшись, ушла заниматься экспертизой. По моему ощущению прошло минут сорок, когда Никитична вывела закутанную в рядно боярышню и передала ее на руки прислужницам. На немой вопрос застывший в глазах Онфима она коротко перекрестившись ответила:
– Спас господь, не дал злому делу свершиться!
Онфим истово перекрестившись обрадовано прогудел:
– Спаси тебя Христос, князь.
– А что, баня то хорошо топлена?
– поинтересовался я в ответ, - а то вот я тоже в болоте изгваздался и ни кому до того и дела нет.